Поиск по творчеству и критике
Cлово "LIKE"
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 131кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 138кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Часть текста: should be made, if not an European, at least an English question. London, which has become the permanent oecumenical seat of council for all movements of liberty, emancipation, progression, can scarcely remain indifferent to such a question as that of white slavery in Russia[1]. White slavery in Russia has been too little attacked: perhaps because it has not been defended with the fierce tenacity of Transatlantic slaveholders. For it is to be remarked, that although many of the rich landholders in Russia passionately desire the maintenance of serfdom, no one is found to justify the institution ‒ no one to undertake its defence: not even the government. It is nevertheless a question of capital importance. Indeed, the whole Russian Question, for the present at least, may be said to be included in that of serfdom. Russia cannot make a step in advance until she has abolished slavery. The serfdom of the Russian peasant is the servitude of the Russian empire. The political and social existence of Western Europe formerly was concentrated in châteaux and in cities. It was essentially an aristocratic, or municipal existence. The peasant remained outside of the movement. The revolution took little thought of him. The sale of national property had no effect upon his condition, except to create a limited provincial bourgeoisie. The serf knew well enough that the land did not belong to him: he only looked for a personal and negative emancipation: an emancipation of the labourer. In Russia the reverse is the case. The original organization of that agricultural and communistic people was essentially democratic. There were no châteaux, very few towns, and those few nothing but large villages. No distinction existed between the peasant and the citizen. The rural commune, as it still exists, is the exact image of the great communes of...
Входимость: 1. Размер: 131кб.
Часть текста: в Ницце, в 50 году, через Маццини. Она еще застала дом мой светлым и так оставила его. Мне захотелось ее видеть; я поехал. Встреча наша была неловка. Слишком много черного было со мною с тех пор, как мы не видались. Если человек не хвастает своими бедствиями, то он их стыдится, и это чувство стыда всплывает при всякой встрече с прежними знакомыми. Не легко было и ей. Она подала мне руку и повела меня в парк. Это был первый старинный английский парк, который я видел, и один из великолепнейших. До него со времен Елисаветы не дотрогивалась рука человеческая; тенистый, мрачный, он рос без помехи и разрастался в своем аристократически-монастырском удалении от мира. Старинный и чисто елисаветинской архитектуры дворец был пуст; несмотря на то, что в нем жила одинокая старуха-барыня, никого не было видно; только седой привратник, сидевший у ворот, с некоторой важностью замечал входящим в парк, чтоб в обеденное время не ходить мимо замка. В парке было так тихо, что лани гурьбой перебегали большие аллеи, спокойно приостанавливались и беспечно нюхали воздух, приподнявши морду. Нигде не раздавался никакой посторонний звук, и вороны каркали, точно...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: sentenced to seven years' hard labour in Siberia, and to transportation for life. This is not all On the 31 st May, Tchernischevski was led forth in the middle of the day into a public square in St. Petersburg. His sentence was read to him, he was forced tokneel, his sword was broken above his head, and he was then put in the pillory. A young girl threw some flowers to him, she was arrested. A well known literary man cried: «Adieu, my friend!»... he is in prison. Like a worthy son, the emperor Alexander is reviving the memory of his father. Why does not Germany, which tries with so much avidity to seize upon everything that belongs to Holstein, demand the extradition of this ill-omened family, the misfortune of Russia? Begging you to insert these lines in your excellent paper, — I am, etc. Al. Herzen. Elmfield-house, Teddington, June 1864. ПЕРЕВОД СВОБОДА В РОССИИ ИЗДАТЕЛЮ «THE DAILY NEWS» Сэр, передо мной лежит письмо из Санкт-Петербурга, содержащее возмутительные подробности осуждения знаменитого писателя Н. Чернышевского, руководителя «Современника» и одного из самых выдающихся литераторов нынешней России. Н. Чернышевский был арестован около двух лет тому назад и с тех пор находился в тюрьме. После тайного следствия он был предан суду сената без права защиты. Правительство ничего не сообщало о процессе, и по весьма основательной причине. Оно не могло выдвинуть против Чернышевского ничего, кроме мнений, высказанных в подцензурных статьях, влияния его на молодежь да мнимою участия в одном подпольном издании. Нужно было избавиться от умного и энергичного противника, поэтому он и был приговорен к семи годам каторжных работ в Сибири и пожизненной ссылке. Это еще не все. 31 мая среди бела дня Чернышевский был...
Входимость: 1. Размер: 138кб.
Часть текста: жертву, которую человек может принести, – добровольную нищету, составляют небольшую кучку праведников. С другой – эти худо прикрытые, затаенные самолюбия, для которых революция была служба, position sociale [26] и которые сорвались в эмиграцию, не достигнув места; потом всякие фанатики, мономаны всех мономаний, сумасшедшие всех сумасшествий; в силу этого нервного, натянутого, раздраженного состояния верчение столов наделало в эмиграции страшное количество жертв. Кто не вертел столов, от Виктора Гюго и Ледрю-Роллена до Квирика Филопанти, который пошел дальше… и узнавал все, что человек делал лет тысячу тому назад! Притом ни шагу вперед. Они, как придворные версальские часы, показывают один час – час, в который умер король… и их, как версальские часы, забыли перевести со времени смерти Людовика XV. Они показывают одно событие, одну кончину какого-нибудь события. Об нем они говорят, об нем думают, к нему возвращаются. Встречая тех же людей, те же группы месяцев через пять-шесть, года через два-три, становится страшно: те же споры продолжаются, те же личности и упреки, только морщин, нарезанных нищетою, лишениями, больше; сертуки, пальто вытерлись, больше седых волос, и все вместе старее, костлявее, сумрачнее… А речи все те же и те же! Революция у них остается, как в девяностых годах, метафизикой общественного быта, но тогдашней наивной страсти к борьбе, которая давала резкий колорит...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: годов моей жизни представлялась мне яснее и яснее, и я с ужасом видел, что ни один человек, кроме меня, не знает ее и что с моей смертью умрет и истина. Я решился писать; но одно воспоминание вызывало сотни других, все старое, полузабытое воскресало – отроческие мечты, юношеские надежды, удаль молодости, тюрьма и ссылка [217] – эти ранние несчастия, не оставившие никакой горечи на душе, пронесшиеся, как вешние грозы, освежая и укрепляя своими ударами молодую жизнь. Я не имел сил отогнать эти тени, – пусть они светлыми сенями, думалось мне, встречают в книге, как было на самом деле. Ия стал писать с начала; пока я писал две первые части, прошли несколько месяцев поспокойнее… Цепкая живучесть человека всего более видна в невероятной силе рассеяния и себяоглушения. Сегодня пусто, вчера страшно, завтра безразлично; человек рассеивается, перебирая давно прошедшее, играя на собственном кладбище… Лондон, 1 мая 1854 г. <Предисловие к английскому изданию> Preface In order to write down one’s own recollections, it is by no means necessary to be a great man, or an extraordinary villain; a celebrated artist, or a statesman; it is enough to be merely a man, to have something to tell, and to be able and willing to tell it. Every existence is interesting; if not on account of the person, yet on account of the country, the epoch in which he lives. Man likes to penetrate into the inward life of another; he likes to touch the most delicate chord of another heart, to watch its beatings and penetrate its secrets, in order to compare, to verify, to seek a justification, a consolation, a proof of conformity. Memoirs, however, can be tiresome, the life of which they speak can be poor, insignificant. Then do not read them; that is the heaviest punishment to be inflicted upon a book. And as to that, no special right for writing memoirs can avail. The memoirs of Benvenuto Cellini are not so interesting on account of...
Входимость: 1. Размер: 32кб.
Часть текста: Прозектора и Адъюнкт-Профессора Тита Левиафанского Милостивый Государь и Господин Редактор (имени и отчества, извините, не знаю). В заграничной периодике, издаваемой вами, я с удовольствием прочитал введение в Психиатрию добрейшего наставника и товарища моего д-ра Крупова*. Я Семена Ивановича знал лично, любил, уважал и, могу сказать, отдал ему последний дружеский долг, т. е. вскрыл после кончины его тело и обнаружил хроническую болезнь в печени, которой он и не предполагал, но которая свела его в могилу Увлекательная теория покойного, во время ее появления, сильно подействовала на меня. Я долгое время был под ее влиянием, и сам везде — на практике, в житейских отношениях и в книге — приискивал новые факты и свидетельства в подтверждение главных положений ее. Так, например, я в одном английском авторе, Бироне, нашел замечательную по верности мысль, что «если б из Бедлама выпустить больных, а здоровых, вне Бедлама находящихся, запереть, то значительной перемены не было бы заметно» (vid. Don Juan, can. XIV, v. 87*). Другой английский писатель, Вильям Шекспир (читанный мною в переводе одного из моих сотоварищей, Н. Хр. Кетчера*), намекнул на это, говоря, что «сумасшедшего датского принца затем и посылают в Англию, чтоб его состояние не было заметно в стране, где все поврежденные»*. Неудивительно, что именно на этом острове и выразился первый свободный, энергический протест одного лично поврежденного, который, содержась в больнице, сказал врачу: «Весь...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: г. 321. Н. П. ОГАРЕВУ 15-16 (3—4) мая 1868 г. Ницца. Видел ли ты речь Чарторижского в Лондоне и послание парижских поляков к пражским славянам по поводу приглашения на открытие славянс<кого> университета? И там и тут — вовсе не одно правительство — en jeu[492], а народ, мы все — и опять мы туранцы, а они рыцари, хранящие просвещенье, — что же Бакун<ин> имеет с ними общего (кроме стола, квартиры etc.)? Гнусно наше правит<ельство> — особенно деталями гонений, местей. Но хороши и эти гуси. О смерти Сазонова всего лучше должен знать Резин — к нему приходила утром жена Саз<онова> в испуге сказать о его смерти (если он не сморозил). Да не достанет ли справку Тхорж<евский> франков за 10 от какого-нибудь писаришки? Не давай призу Долгор<укову>, чтоб он стал дерзок, — обделай тихо и отклони его «благомудро»; если нужно, напиши учтиво, что ведь общего у нас нет с ним, что ряд размолвок должен был привести к охлажденью — и что бак<унинская> история довершила. Наконец — что ни ты, ни я ничего не хотим, кроме тихой рюптюры. А впрочем, — видя и тех и других, право, не беда, если он забежит к тебе, — прими его как лед Неву. И к черту. А все-таки подробности напиши — I like to know[493]. К следующему) «La Cloche» готов Якушкинидве колонны «Смеси». Якуш<кин>, 50 стр<аниц> (с лишком) моих — можно разделить на два №. — Ты Мечникова от меня поблагодари за устойку, спроси о комплоте против нас, о Вевейской Вольнице и о атамане Михаиле. Пусть порасскажет. Тебе, вероятно, не житье — а патока в пти-неверах — а философах, чай с утра до ночи жужжат Гулевичи, Псевичи и пр. — А гранитная скала — одна беспристрастная к добру и злу — Мерчинский — «виноват!» План у...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: мы все дома. Вчера я привил оспу Лизе, которая хотя и пошаливает, но очень мила. Ольга необыкновенно развилась, а Тата едет Милнер-Гибсон венчать 20 числа — эту Алису 16-ти лет. Последняя новость та, что Девиль решительно повредился. Вздумал, что его кн. Голицын отравил, сватался за Тату, грозил Огар<еву>, сидел с заряженным револьвером. На коленках просил прощение и пр. И при этом он лечит, и англичане еще не замечают. Пиши сейчас по получении — у меня есть еще письмо из Тринидада. Примечания Печатается по фотокопии с автографа (IISG). Впервые опубликовано: Л XI, 146—147. ... два раза — в Берген, трет<ий> — письмо из Тринидада, четв<ертый> — послал из Парижа в Trondheim. — Эти письма к А. А. Герцену неизвестны. В третий раз Герцен, по-видимому, переслал сыну письмо из Тринидада от Э. Урих. Как я попал в Париж... — См. письмо 174 и комментарии к нему. ... в Париже очень скучно. — См. «Былое и думы» (XI, 490—494), а также публикацию Н. Г. Розенблюма «Герцен в Париже летом 1861 г.» (ЛН, т. 63, стр. 306—310). С Левицким мы примирились. — Герцен порвал отношения с С. Л. Львовым-Львицким, по-видимому, в 1847 г. (см. публикацию С. Д. Лищинер в «Известиях АН СССР. Отд. литературы и языка», т. XXI, вып. 2, М., 1962). ... С Тат<ьяной> Пет<ровной> чуть не поссорились. — О встрече Герцена с Т. П. ...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: нашим позором! Твое грустное молчание мы поймем, оценим. А слова проклятья и порицания, которые мы скажем, будут чернее всех твоих слов. «... В семь часов взвились три ракеты и раздались три пушечных выстрела; проскакали во всех направлениях казаки и конница, занимая вперед назначенные места; затем раздались ружейные выстрелы... безоружных граждан пристреливали, как собак, like dogs (это говорит корреспондент „Теймса”)... Женщины подняли детей, мужчины стояли твердо перед дулами, повторяя слово команды и читая „Святый боже, святый крепкий”!.. После залпа толпа отступила, но войско заперло улицы; пойманные люди опустились на колени и запели молитвы... солдаты сделали по ним еще несколько выстрелов... потом схватили мертвых и раненых». Позор! Позор!.. Что за величие, что за поэзия — с одной стороны, от женщин, одетых в траур, от почтальона, протрубившего «Еще Польша не сгинела», до этой средневековой картины — толпы, коленопреклоненной у подножья мадонны, перед зверьми, перед бессмысленной стихией убийства! Читали вы это, Александр Николаевич? Таких ужасов вы не найдете в балладах Жуковского. Если все это сделано помимо вашей воли, обличите виновных, укажите злодеев, отдайте их на казнь, или — снимите вашу корону и ступайте в монастырь на покаяние; для вас нет больше ни чистой славы, ни спокойной совести. Вам достаточно было сорока дней, чтоб из величайшего царя России, из...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: и, стало быть, ехать отсюда в начале августа. Пиши подробнее и понятнее твой план. Ольгу целую; жду от нее письма немного поподробнее. Лиза, которая в Лозанне теперь, ей кланяется много и Мейзенбуг. Прощайте. Рукой Н. А. Герцен: 15 мая 1866 г. 7, Quai Mont Blanc. Genève. Дорогой мой Sandro-Specolino, наконец-то и получили несколько слов от тебя. Нечего мне говорить и рассказывать, как я радуюсь при одной мысли, что ты скоро приедешь. It would be awfully nice! If you don’t mean to be peevish and difficult we might arrange a jolly little uncomfortable hole for your dear bonity here! — It would be good for your pocket too. — Do, doooo come. But now, how, where, when for how long?? — Do answer quickly. As to Berthe, you know how heavily my solitude weighs upon me, I long to have a companion and friend. — I like Berthe already, for your sake and thanks to the portraits you give of her character — if they be thine my affection can only increase after personal acquaintance. It is true I’ll feel my «Zeroness» by the side of her, I am rather afraid of if. Confess it is anything but agreeble. But I hope she will be kind to me, so I will profit of her company ‑ give her my warmest, kindest regards if she still shines upon the «City of Flowers». — So we will soon see <1 нрзб.>, welcome Phoebus, we require you here — it is so cold, that I have caught a cold and must stay indoors. — And so let thv dear head be kissed by thy own sisters ruby lips and forget not to give the compliments to Schiff and C°, Levier et Berduschek. You might well send me the photographes of both. B. owes me...