Поиск по творчеству и критике
Cлово "STILL"
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Входимость: 2. Размер: 12кб.
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Часть текста: remain indifferent to such a question as that of white slavery in Russia[1]. White slavery in Russia has been too little attacked: perhaps because it has not been defended with the fierce tenacity of Transatlantic slaveholders. For it is to be remarked, that although many of the rich landholders in Russia passionately desire the maintenance of serfdom, no one is found to justify the institution ‒ no one to undertake its defence: not even the government. It is nevertheless a question of capital importance. Indeed, the whole Russian Question, for the present at least, may be said to be included in that of serfdom. Russia cannot make a step in advance until she has abolished slavery. The serfdom of the Russian peasant is the servitude of the Russian empire. The political and social existence of Western Europe formerly was concentrated in châteaux and in cities. It was essentially an aristocratic, or municipal existence. The peasant remained outside of the movement. The revolution took little thought of him. The sale of national property had no effect upon his condition, except to create a limited provincial bourgeoisie. The serf knew well enough that the land did not belong to him: he only looked for a personal and negative emancipation: an emancipation of the labourer. In Russia the reverse is the case. The original organization of that agricultural and communistic people was essentially democratic. There were no châteaux, very few towns, and those few nothing but large villages. No distinction existed between the peasant and the citizen. The rural commune, as it still exists, is the exact image of the great communes of Novgorod, Pskow, Kiev. Moscovite centralization, indeed, destroyed the autonomy of the towns: but the humble word commune preserved its self-government, its trial by jury, its justices ...
Входимость: 2. Размер: 12кб.
Часть текста: complain at the outset were the abolition of their uniforms, and the imposition of certain tuition fees». The first assertion proves that Mr. Williams did not attentively read your correspondence; the second, that he does not understand the state of things in Russia, in spite of his having travelled in that country. The uniforms were worn by order of the government, and. during the reign of Nicholas the rules regarding them were so stringent that the uniform was for the students rather a subject of hatred than of love. Certainly, they did not much trouble themselves about the abolition of it, though they knew that in the present time it was abolished in order to excuse any aggression of the police against the students, who had the right to claim the protection of the authorities of the University. The tuition fees, however small they may seem to Mr. Williams, are too heavy for poor men in Russia; and, as the instruction in our country was a gratuitous one ever since the establishment of colleges — as the government maintains them with the State's revenues — it had no right at all to withdraw the sums destined for that purpose, and to employ them for other wants. But still the students kept the peace, and formed, in silence, a fund with voluntary contributions to help those who were not rich enough to pay the fees. Now, this fund has been seized by the government, and the new rules submitted the students to a constant system of espionage and police persecution. If admiral Putiatin did not consent to the new regulations, written, as Mr. Williams says, before he entered the Ministry, how could he honourably accept this office? And, having accepted it, how could he invite the professors to assume the abject character of a sort of detective police over...
Входимость: 2. Размер: 11кб.
Часть текста: dans le Paris Guide, — vous me précédez et vous mettez vos bottes sur ma tête. Je vous rencontre d'une autre manière — et très souvent à Nice — l'année 1851 (et 52) est constamment devant mes yeux. Je voudrais en effacer beaucoup — ewig still steht das Vergangene. J'ai immensément à vous dire. Peut-être je passerai par Paris en retournant à Genève. En attendant j'ai un service à vous demander. Nous avons suspendu jusqu'au 1 Janvier 1868 — le «Kolokol». Nous en avons averti tous les libraires, nous en avons parlé dans le journal (que je vous envoie) — pourtant on s'acharne à dire — que nous avons cessé de paraître tout de bon— que la Cloche est morte. Hier j'ai vu cela dans le Figaro — j'ai écrit immédiatement — avant-hier dans la Zukunft. Voulez-vous m'aider en cela en faisant dire par les organes amis — que le bonhomme vit encore — et n'est nullement disposé de faire le plaisir du suicide pour S M le Tzar[242]. Il y a deux mois — Michelet etQuinet m'on fait faire un faux pas. J'ai écrit un article sous le titre...
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Часть текста: — A telegram which appeared in your estimable journal of this morning contains an extract from a letter my venerated friend Garibaldi has, it seems, addressed to me and published in the «Diritto». I have satisfaction in stating that before the knowledge of this letter we understood our position precisely in the same manner as the great Italian; and, in proof, permit me to beg your insertion of a few lines translated from Russian, and published in the last number of the «Kolokol» (№ 96, April 15). It is necessary to explain that on the 10th of April we had designed to celebrate with our fellow-labourers in the Russian printing-office, and our friends, the event of the emancipation of the peasants in Russia, and on the morning of that day arrived by telegraph the account of the massacres at Warsaw. We quote from the article referred to: Our fête was sombre, sinister: we have known few days more heavy, when the mind has been more painfully oppressed by conflicting sentiments; never before did lampions hang so close to tears. The time is still far distant when a Russian may hold a fête for any event whatever in gaiety of heart, with no sad thought behind, with no anxious care. We had grown young again at the great news of the emancipation of the peasants; we looked forward with hope and anticipated with emotion our proposed meeting, prepared to drink, for the first time in our lives, the health of the emperor Alexander II, liberator of the peasants. We knew perfectly well to what obloquy we should expose ourselves by this act on the part of a narrow-minded political puritanism and mean jealousies....
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: le passé — ewig stumm) et je reviens instinctivement à mes premières habitudes. Je crois que vous verrez George le 12 déc — s’il у а longtemps qu’il ne vous a pas écrit, ce n’est pas manque de désir, ce n’est que de la coquetterie, donc réminiscence du temps où il a été fille de 15 ans — cette dénonciation doit vous prouver qu’il n’y a pas d’ami qui ne vous dénoncera pas, sans parler des mouchards et autres confitures. Vous pouvez m’obliger, et fortement, de grâce donnez-vous la peine, lorsque vous n’aurez rien à dire à nos amis communs, de les prévenir que je suis d’un tiers plus pauvre et que je désire sérieusement changer mon train de ménage — que je veux outre les preuves d’amitié que j’apprécie de tout mon cœur, encore un peu de temps libre; que je suis au désespoir — mais je ne pourrai avoir table d’hôte, que je suis désolé — mais qu’il m’est impossible de faire une...
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: при жизни и довольно коротко познакомился с ним после его смерти. Человек он был тяжелый; его не любили, он надоедал своим рефлектерством – рефлектерство развилось у него под конец жизни в болезнь, чуть не в помешательство. Не было того простого вопроса, над которым бы он не ломал головы. Он утратил ту врожденную сумму правил и истин, которая вперед идет у каждого человека, которую мы находим в своем сознании прежде, нежели начинаем рассуждать, так, как находим у себя нос, глаза – нисколько не трудившись приобрести их и не зная, собственно, откуда они. Чудак называл их фуэросами и искал иных правил – до которых не добился. Странный человек был, сверх того, совершенно праздный человек. Не найдя никакой деятельности в среде, в которой родился, он сделался туристом; потаскавшись лет десять по Европе, он воротился усталый, не совсем юный и принялся читать. Читал днем, читал ночью, читал романы, читал ученые сочинения, читал журналы и вскоре дочитался до отвращения от книг; тогда он сложил руки и решился ничего не делать; вероятно, для этого он поселился в Москве. Мысль нельзя сложить, как руки, – она и во сне не совсем спит; деятельность мысли росла в нем тем сильнее, чем менее было всякой другой деятельности, и он дошел до своего...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: тебе с тою же любовью; он не может еще раз любить, судьба решена — но зачем эти пятна на моей душе, которые я так хотел бы соскоблить и которые, как кровь, опять выступают. Как хотел бы я юношей чистым заключить тебя в мои объятия — но прошедшее «вечно немо», — Оно прошло, и поправки сделать невозможно. — Вот я вижу тебя, ты думаешь обо мне; нет, не думаешь, думать — это что-то холодное, думать можно и об Макашиной, нет, ты, ты... я, ты тут со мной, о, дай же я прижму тебя к груди; эта грудь много волновалась, много страдала, но в ней все поглощено тобою... Прощай, идут. 29 марта. Ты права, положение наше в Москве будет ужасно, и именно ужасно своей мелочностью; грандиозное, высокое исчезнет в несчастиях, и останутся неприятности гадкие, подлые. О вы — и вы смеете иногда называть себя родными. Конечно, преодолев такие огромные несчастия, мы победим их; но хуже всего — это самая ничтожность всех гадостей, которые будут делать против нас. Это похоже на зубную боль — болезнь вовсе не опасна, а делает мучений более иной смертельной болезни. И надобно до времени им покориться, я первый склоню голову; не смешно ли, я, выдержавший натиск стольких неприязненных сил твердо, смело, должен смиренно вынесть каприз Макашиной. Но есть бог! Впрочем, мы и там можем переписываться, хотя я далеко не ставлю рядом живую речь с мертвым письмом. Об немецком языке не заботься, была бы охота, и лишь бы я был в Москве. Ты совершенно права насчет службы, но ведь и одной литературной деятельности мало, в ней недостает плоти, реальности, практического действия, ибо, право же, человек не создан быть писателем; письмо есть уже отчаянное средство сообщить свою мысль. ...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: to death; while he, who was taken with arms in his hand, still lives. It is not true that Bakunin was taken with arms in his hand. Ho was arrested 12 miles from Dresden. The Prussians, who shot the combatants, only ruled at Dresden for three days. Bakunin did not appear before the Prussian military tribunal, but before the Saxon tribunals, which have not executed any one of his accomplices. «But why has not Russia applied the knout to Bakunin?» «F. M.» asks himself, who does not know that the Russian nobles are exempted from corporal punishment. And what has been the crime of Bakunin against Russia? His acts in Saxony and Austria are not, and cannot be, incriminated in Russia. When individuals have the rooted ideas which «F. M.» entertains, it is not usual to entertain the public with the fancy of suspicions. We invite him to retract his calumny against a man whose devotion to his political convictions has led him into this misfortune, and We remain, Sir, your obedient servants. Ivan Golovine. Alexander Herzen. 27-th August 1853. P. S. Mazzini has requested us to add his signature to our last declaration. ________ ПЕРЕВОД КТО ТАКОЙ «Ф. М.»? (издателю «the morning advertiser») Милостивый государь, защитники Бакунина называют себя; обвинитель же продолжает скрываться за инициалами, которые, возможно, и не...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: августа. Пиши подробнее и понятнее твой план. Ольгу целую; жду от нее письма немного поподробнее. Лиза, которая в Лозанне теперь, ей кланяется много и Мейзенбуг. Прощайте. Рукой Н. А. Герцен: 15 мая 1866 г. 7, Quai Mont Blanc. Genève. Дорогой мой Sandro-Specolino, наконец-то и получили несколько слов от тебя. Нечего мне говорить и рассказывать, как я радуюсь при одной мысли, что ты скоро приедешь. It would be awfully nice! If you don’t mean to be peevish and difficult we might arrange a jolly little uncomfortable hole for your dear bonity here! — It would be good for your pocket too. — Do, doooo come. But now, how, where, when for how long?? — Do answer quickly. As to Berthe, you know how heavily my solitude weighs upon me, I long to have a companion and friend. — I like Berthe already, for your sake and thanks to the portraits you give of her character — if they be thine my affection can only increase after personal acquaintance. It is true I’ll feel my «Zeroness» by the side of her, I am rather afraid of if. Confess it is anything but agreeble. But I hope she will be kind to me, so I will profit of her company ‑ give her my warmest, kindest regards if she still shines upon the «City of Flowers». — So we will soon see <1 нрзб.>, welcome Phoebus, we require you here — it is so cold, that I have caught a cold and must stay...