Поиск по творчеству и критике
Cлово "HALF"
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Входимость: 3. Размер: 3кб.
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Входимость: 2. Размер: 19кб.
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 10. Размер: 61кб.
Часть текста: London, which has become the permanent oecumenical seat of council for all movements of liberty, emancipation, progression, can scarcely remain indifferent to such a question as that of white slavery in Russia[1]. White slavery in Russia has been too little attacked: perhaps because it has not been defended with the fierce tenacity of Transatlantic slaveholders. For it is to be remarked, that although many of the rich landholders in Russia passionately desire the maintenance of serfdom, no one is found to justify the institution ‒ no one to undertake its defence: not even the government. It is nevertheless a question of capital importance. Indeed, the whole Russian Question, for the present at least, may be said to be included in that of serfdom. Russia cannot make a step in advance until she has abolished slavery. The serfdom of the Russian peasant is the servitude of the Russian empire. The political and social existence of Western Europe formerly was concentrated in châteaux and in cities. It was essentially an aristocratic, or municipal existence. The peasant remained outside of the movement. The revolution took little thought of him. The sale of national property had no effect upon his condition, except to create a limited provincial bourgeoisie. The serf knew well enough that the land did not belong to him: he only looked for a personal and negative emancipation: an emancipation of the...
Входимость: 3. Размер: 3кб.
Часть текста: доходил до этого состояния. Где внешние причины? Ты должен спасти себя — уравновесь себя — заметь, что с половины прошлого года ты стал раздражителен до лютости, — я взошел в 1864 с ужасом. Мой совет — проживи один, но когда я говорю «один», разумеется — не half Mortlake — half Wibledon[29]. Мой голос никогда не был для тебя строг — а потому верь моему авизу. Все еще спят. Лиза и дети здоровы. От Бакста письмо — еще не читал. Примечания Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: Л XVII, 57—58. Год определяется словами письма: «Я взошел в 1864 с ужасом». Корректуры нет... — Корректуры «Колокола» от 1 марта 1864 г. (лл. 180-181). ... не советую оставаться в старом месте... — Конец февраля — начало марта Огарев провел в Wimbledon (пригород Лондона). По дороге он остановился в Путнее, где в 1856—1858 гг. жил вместе с семьей Герцена. «Старые привычки» — намек на то, что тогда в Путнее Огарев много пил. Письма Огарева за время пребывания в Уимблдоне неизвестны. ... to be or not to be. — «Быть или не быть?» (В. Шекспир. Гамлет , акт...
Входимость: 2. Размер: 16кб.
Часть текста: и переворотах, - и буря в стакане воды, над которой столько смеялись, вовсе не так далека от бури на: море, как кажется. ... Я искал загородный дом. Утомившись одними и теми же вопросами, одними и теми же ответами, я взошел в, трактир, перед которым стоял столб, и на столбе красовался портрет Георга IV - в мантии, шитой на манер той шубы, которую носит бубновый король, в пудре, с взбитыми волосами и с малиновыми щеками. Георг IV, повешенный, как фонарь, и нарисованный на большом железном листе, - не только видом напоминал путнику о близости трактира, но и каким-то нетерпеливым скрежетом петлей, на которых он висел. Сквозь сени был виден сад и лужайка для игры в шары,- я прошел туда. Все было в порядке, - то есть совершенно так, как бывает в загородных трактирах под Лондоном. Столы и скамьи под трельяжем, раковины в виде руин, цветы, посаженные так, чтоб вышел узор или буква; лавочники сидели за своими столами с супругами (может быть, не с своими) и тяжело напивались пивом, сидельцы и работники играли шарами - тяжести и величины огромного пушечного ядра, не выпуская из рта трубки. Я спросил стакан грогу, усаживаясь в стойло под трельяжем. Толстый слуга в очень истертом и узком черном фраке, в черных и лоснящихся панталонах приподнял голову и вдруг, как обожженный, повернулся в другую сторону и закричал: "Джон, водки и воды в восьмой номер!" Молодой, неловкий и рябой до противности малый принес поднос и поставил передо мной. Как ни быстро было движение толстого служителя, но лицо его мне показалось знакомо; я посмотрел, - он стоял спиной ко мне, прислонясь к дереву. Фигуру эту я видел... но, как ни ломал себе голову, вспомнить не мог; удрученный, наконец, любопытством и улучив минуту, когда Джон побежал за пивом, - я позвал слугу. - Yes, sir! [Да, сэр! (англ.)] - отвечал спрятавшийся за дерево слуга, и, как человек, однажды решившийся на трудный, но неотвратимый поступок, как комендант, вынужденный сдать крепость, - он бодро и...
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Часть текста: но полагаю, что если мы и не дойдем до общего пониманья, то все же не будет бесполезно определеннее высказаться. В два последних года все понятия и оценки, все люди и убеждения так изменились в России, что не мешает напомнить друзьям и противникам, кто мы. Пусть одни хвалят, другие бранят, зная, кого они гладят по голове и кого бьют. Я вас слушал честной добросовестно, но вы не убедили меня, и это не личное упрямство и не упорство партии. Объективная истина для меня и теперь так же свята и дорога, как во времена юных споров и университетских препинаний. Мне не надобно было внешнего побуждения, чтоб заявить в пятидесятых годах, насколько я ошибался в споре с нашими славянами, и я не очень испугался западных авторитетов, обличая и уличая их революционную несостоятельность, так, как она мне раскрылась в 1848 г. Ваше оправдание тому, что в России теперь делается, я решительно отвергаю. Из глубины моей совести, из глубины моего сердца подымается крик протеста и негодования против казней в Польше, против террора в России, против мелких преследований и добиваний после победы, и, само собой разумеется, еще больше против всякого посягательства их оправдывать. Защищающие дикую расправу правительства «из высших государственных интересов» берут на себя страшную ответственность за растление целого поколения. Оправдание того, что делается в России, не в смысле объяснения причин, а в смысле...
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Часть текста: в которых время приостановливается, переводит дух, меняет лошадей и опять скачет, — тяжелы для людей, много утративших; они будят так много воспоминаний и так мало надежд... Я перебирал наши прежние встречи Нового года и душевно желал, чтоб скорее пробило двенадцать часов. В это время мой сотрудник Чернецкий принес ваше письмо. Прочитавши его, я не мог сказать ни слова, — но многое прошло по душе. Я вас благодарю, я вас обнимаю братски, вас и ваших друзей. «Вы меня сделали с Новым годом!» Как для меня важен такой голос, вы сейчас увидите. Увлеченный событиями 1848 года, я жил с западными людьми, делил их судьбу и невзгоды и для них говорил о России. Вы знаете en gros[71], что было в Европе в последние пять лет, я знаю по мелочи, по рубцам; дорого мне стало знание Запада; насколько мог, я его узнал и — расстался с ним. Я сочувствую его мыслям, но не сочувствую ни его людям, ни его делам. Вера в будущее России одна пережила все другие. Но связь моя с вами ослабла в продолжение этих бурных лет; для того чтобы оживить ее, я завел русскую типографию и приглашал, просил, звал всех; но в продолжение двух лет никто не откликнулся. Я не уныл от этого и был готов продолжать мой труд — но мне было больно это молчание. С половины прошлого года все переменилось, слова горячей симпатии, живого участия, дружеского ободрения стали доходить до меня. Ваше письмо занимает одно из главных мест, оно торжественно заключило для меня год, и я вдвое бодрее стою у моего станка. Что касается до летучих листов (из которых только одно писано мною, «К солдатам в Польше», и которое я готов повторить слово от слова) — не...
Входимость: 2. Размер: 19кб.
Часть текста: пущу. Это был крутой съезд к Волге, по которой шел зимний тракт. Действительно, коней он пустил. Сани не ехали, а как-то целиком прыгали справа налево и слева направо, лошади мчали под гору, ямщик был смертельно доволен да, грешный человек, и я сам, – русская натура. Так въезжал я на почтовых в 1838 год – в лучший, в самый светлый год моей жизни. Расскажу вам нашу первую встречу с ним. Верстах в восьмидесяти от Нижнего взошли мы, т. е. я и мой камердинер Матвей, обогреться к станционному смотрителю. На дворе было очень морозно и к тому же ветрено. Смотритель, худой, болезненный и жалкой наружности человек, записывал подорожную, сам себе диктуя каждую букву и все-таки ошибаясь. Я снял шубу и ходил по комнате в огромных меховых сапогах, Матвей грелся у каленой печи, смотритель бормотал, деревянные часы постукивали разбитым и слабым звуком… – Посмотрите, – сказал мне Матвей, – скоро двенадцать часов, ведь Новый год-с. Я принесу, – прибавил он, полувопросительно глядя на меня, – что-нибудь из запаса, который нам в Вятке поставили. – И, не дожидаясь ответа, бросился доставать бутылки и какой-то кулечек. Матвей, о котором я еще буду говорить впоследствии, был больше, нежели слуга, он был моим приятелем, меньшим братом. Московский мещанин, отданный Зонненбергу, с которым мы тоже познакомимся, на изучение переплетного искусства, в котором, впрочем, Зонненберг не был особенно сведущ, он перешел ко мне. Я знал, что мой отказ огорчил бы Матвея, да и сам, в сущности, ничего не имел против почтового празднества… Новый год – своего рода станция. Матвей принес ветчину и шампанское. Шампанское оказалось замерзнувшим вгустую; ветчину можно было рубить топором, она вся блистала от льдинок; но à la guerre comme à la guerre [175] . «С Новым годом! С новым счастьем!..» В...
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Часть текста: «Зачем, чего боятся?» Хлопот и уходу будет довольно. Я заметил, что ей вовсе не нужно покоя и одиночества, а скорее внешнее развлеченье и занятья. Так, обед за table d'hôt'oм, — причем надобно одеваться, — идет до того отлично, что она тебе посылает портреты всех сидящих против нас — и необыкновенно сходные. Насчет Ниццы, я полагаю, ты прав, да и Тата ее боится — там есть знакомые, а она думает, что все известно. Можно остановиться в Монако или в Канне. Худшее — это дорога отсюда. В сущности, в Италию зимой проезд такой же, как в Воронеж или Вятку. Третий день дождь и вьюга — море непокойно, а ехать в дилижансе ужасно (22 часа). Вот я и сижу в H<ôte>l Feder и думаю, что делать. Не могу делить твоей мысли насчет Мейзенбуг. Во-первых, она вовсе не имеет Sitzfleisch'a[372], как ты. Она осенью ездила в Мюнхен на оперу Вагнера. Старость ее не бог знать какая — ей 53 год — а я в 57 не пристал еще к скале, как улитка. Она много виновата в беде — и, стало, expiatio[373] падает и на нее. Из Ольги она сделала полупостороннюю — и хотела бы из эгоизма half and half[374] с любовью ее удержать. Я Ольге не приказываю — и ...
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: Герцен А. И. - Огареву Н. П., 1 декабря (19 ноября) 1864 г. 539. Н. П. ОГАРЕВУ 1 декабря (19 ноября) 1864 г. Париж. 1 декабря. Hôtel d'Espagne. Кажется, все твои письма доходят. Пишу наскоро. Леля очень больна, сегодня я у них провел всю ночь и не раздевался. Angine, и дурного свойства. Блаш был в 7 утра и будет в три. Ночью она страдала очень — и при этом ужасно умна, принимает рвотное — и пр. Припишу перед отправлением на почту. Лиза тоже не совсем. Доктор говорит, что пуще всего мальчика надобно отделить — потому что болезнь заразительна. N , разумеется, совсем потеряла голову. Такой каторги я не помню с 1852 и с Лизиной скарлатины. 10 часов утра. Три часа. По-видимому главная опасность миновала. Она легче дышит. Я в 7 утра ходил за Блашем. Он находит значительное улучшение. Насчет Утина слухи здесь, что он half[170]-сумасшедший и постоянно у девок. Молодого грузина я видел на минуту, ездивши к Шарьеру за машинкой ирригировать горло. Еще раз, кажется, Леля вне главной опасности. Завтра напишу. Адрес N : 15, Rue du Colisée, Champs Elysées. Рукой Лизы Герцен: Папау целую. Примечания Печатается по автографу (ЛБ). Впервые опубликовано: BE, 1907, № 6, стр. 672. Год написания определяется сообщением о предсмертной болезни дочери Герцена Лели (скончалась в ночь с 3 на 4 декабря 1864 г.). Такой каторги я не помню с 1852 и с Лизиной скарлатины. — В 1852 г. умерла H. A. Герцен; Лиза была больна скарлатиной зимой 1862/63 г. Насчет Утина.... — Речь идет о Е. И. Утине (ср. письмо 534). Молодого грузина... — Имеется в виду Н. Я. Николадзе. С 1864 г. он жил за границей; еще до выезда из России был корреспондентом «Колокола», а с 1865 г. стал его активным сотрудником. Подробно о нем и его участии в изданиях Герцена см. ЛН, т. 41-42, стр. 601, и т. 62, стр. 402—412. См. также т. XXVIII, комментарии к письму 38. [170] полу (англ.).— Ред.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: Герцен А. И. - Герцену А. А., 19 (7) ноября 1869 г. 232. А. А. ГЕРЦЕНУ 19 (7) ноября 1869 г. Специя. 8 heures 19 nov . Spezia. H<ôte>l Croce di Malta. Приехали тихо и хорошо, не останавливаясь в Пизе. Ночь Тата спала беспокойно — но встала хорошо. Все здесь светло и залито солнцем. Но утро было холодно и резко холодно. Пришли письма, журналы и всё, что есть. Сходи непременно в Hôtel New York и спроси, нет ли мне или Nat писем. Отдал ли ты half[364] 2 франка? Ветурина обещает достать хозяин — за двойную цену против омнибуса (фр. 70—75), советует ехать на пароходе (тот же, что ходит из Генуи в Ниццу). Я думаю, что Гюго Шифф сердится на меня и на тебя, я напишу ему, всё мы как-то делали смутно. — Как это Ольга не была? — Неужели это была демонстрация? Я ей телеграфирую. Три дня здесь довольно. Прощай. Проси Мейз<енбуг> торопиться с укладкой. Купи ей маленький сак (не больше 15 фр.) по Ольгиному вкусу. Каждый потерянный день отзовется холодом. Передай сейчас записочку Шиффу. Мантильи окончательно испорчены — пусть Ольга протестует и, главное, скажет в магазейне, где заказаны. Подлое мошенничество в Флоренции показывает, как вы еще отстали от цивилизации. Я прошу N написать в Лионский вертеп письмо. А Ольге, если ей такой же бархат, — может показать в магаз<ейне>. — Это чистое воровство. Ты комиссии исполняешь туго, но на этот раз необходимо: сходить в «New York», в «Couronne d'Italia» за письмами. Завтра пришли письма. Больше трех дней не останемся. ‒‒‒‒‒ Не платить деньги за чулки, пока не разберется, кто виноват в бархате. Примечания Печатается по фотокопии с автографа ( IISG). Впервые опубликовано: Л XXI, 526—527. Год написания определяется сообщением Герцена о его приезде в Специю с больной дочерью. Я ей телеграфирую. — Телеграмма Герцена к Ольге до нас не дошла. Передай сейчас записочку Шиффу. — Эта записка, так же как и другие письма Герцена к Гуго Шиффу, неизвестна. [364] половинку (англ.). — Ред.