Поиск по творчеству и критике
Cлово "OGNI"
Входимость: 12. Размер: 43кб.
Входимость: 3. Размер: 103кб.
Входимость: 3. Размер: 24кб.
Входимость: 3. Размер: 2кб.
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Входимость: 2. Размер: 88кб.
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Входимость: 2. Размер: 40кб.
Входимость: 1. Размер: 102кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 12. Размер: 43кб.
Часть текста: latente e ostinato che resulta dal timore, era tale che ogni uomo che osasse (e fra quelli era io) dire una parola a favore di quel Golia del Nord, trovava un David inesorabile fra gl'inglesi o fra i tedeschi, colla fionda in pugno. Si sapeva che la libertà e la civiltà erano naturalmente colà ove era il Bonaparte, e che quella crociata islamico-cattolico-protestante contro la czarodoxia cominciava l'èra della fratellanza dei popoli, della Germania libera, di Waterloo cancellato coll'opera degli stessi inglesi. Cosi pensava il volgo; ma è d'uopo dire che gli uomini gravi guardavano con occhio triste quella leggerezza di vecchio rimbambito, e cercavano di conoscere meglio quell'ignoto potere che vigoroso combatteva contro i suoi nemici collegati. La miglior prova ch'io possa produrre di tale asserzione, è la mia stessa esperienza. Non dimenticherò mai la premura affettuosa con cui voi, ed alrti uomini illustri come Victor Hugo, Michelet. Proudhon, Louis-Blanc mi deste la mano nel 1855 e m'incoraggiaste quando io cominciai la mia Rivista russa, «La Stella Polare» a Londra. A voi tutti pareva affatto ragionevole che un russo, sfidato nemico dell'assolutismo di S. Pietroburgo, fosse al tempo stesso sincero amico del suo popolo. Credo che dopo la guerra sarà lecito parlare della Russia senza eccitare sdegno e con maggior calma. La Russia dee necessariamente attirarsi l'attenzione della Europa. L'inerzia che squallida regna nell'Occidente, invita tutti, loro malgrado, a volger lo sguardo a sinistra e a destra. Or dunque fuor dell'Europa, due soli paesi son operosi: gli Stati Uniti e la Russia. Gli altri paesi dormono un sonno pesante o si...
Входимость: 3. Размер: 103кб.
Часть текста: – в сторону науки и в сторону раскола, – мы должны были враждебно стать против них. Мы видели в их учении новый елей, помазывающий царя, новую цепь, налагаемую на мысль, новое подчинение совести раболепной византийской церкви. На славянофилах лежит грех, что мы долго не понимали ни народа русского, ни его истории; их иконописные идеалы и дым ладана мешали нам разглядеть народный быт и основы сельской жизни. Православие славянофилов, их исторический патриотизм и преувеличенное, раздражительное чувство народности были вызваны крайностями в другую сторону. Важность их воззрения, его истина и существенная часть вовсе не в православии и не в исключительной народности, а в тех стихиях русской жизни, которые они открыли под удобрением искусственной цивилизации. Идея народности, сама по себе, – идея консервативная, выгораживание своих прав, противуположение себя другому; в ней есть и юдаическое понятие о превосходстве племени, и аристократические притязания на чистоту крови и на майорат. Народность как знамя, как боевой крик только тогда окружается революционной ореолой, когда народ борется за независимость, когда свергает иноземное иго. Оттого-то национальные чувства, со всеми их преувеличениями, исполнены поэзии в Италии, в Польше и в то же время пошлы в Германии. Нам доказывать нашу народность было бы еще смешнее, чем немцам: в ней не сомневаются даже те, которые нас бранят; они нас ненавидят от страха, но не отрицают, ...
Входимость: 3. Размер: 24кб.
Часть текста: II E IL GIORNALE «LA CAMPANA» Dall’ultima guerra in poi, si pensa, è vero, più seriamente alla Russia; e nondimeno la Russia rimane ancora remota nella sua distanza, come un vasto ed oscuro edifizio, che si disegni con forme indefinite nel buio d’una notte d’inverno. Che è cotesto edificio? Forse una prigione? una fortezza? un falanstere? Difficile a dirsi anche da un Russo; perche esso non è terminato, e puo servire ad usi molteplici e diversi. L’Impero dei contorni[150] non presenta che una cornice, nella quale si veggono muraglie nude, ossature, frontiere, designazioni di luoghi, lavori forzati. L’opéra dell‘organizzazione esotica s’arresta ad un tratto, sotto il regno di Nicolô. La sua morte et la guerra diedero una scossa terribile al Leviathan moscovita, trascinando nell’impulso paesani e Tzar, la letteratura e l’esercito. Alessandro II si presentò con una serie di tentativi di riforme e col progetto dell’emancipazione dei paesani; tuttavia niente è fatto sin’ora; e noi guardiamo inquieti ed afflitti, chiedendoci: si moverà egli o no il Leviathan del Settentrione? correra a dritta o a sinistra? Alessandro II, sebbene Tzar, è appunto l’uomo dell’età nostra; l’uomo d’un programma, d’una prefazione; somiglia esattamente a que’rivoluzionari d’un tempo non molto lontano, i quali si soddisfacevano di grandi parole, di discorsi da banchetti, e si davano beatamente ad intendere che, sol che annunciasero l’inaugurazione delia Repubblica universale, nѐ seguirebbe in un istante la solidarietà delle nazioni. Il figlio dell’uomo più prosaico del secolo, è un sognatore, e non sa bene ciò che si voglia. Fu educato...
Входимость: 3. Размер: 2кб.
Часть текста: Герцен А. И. - Гервегу Г., 3 или 4 июня (22 или 23 мая) ? 1850 г. 38. Г. ГЕРВЕГУ (приписка) 3 или 4 июня (22 или 23 мая) 1850 г. Париж. Oggi о mai... «Mai» also Mai, in Anfang Juni, lieber Georg, ja. — Lasciati ogni speranza . — Die Welt geht unter wie fauler Fisch… — Fichtre! Перевод Oggi о mai[67]... «Никогда» — значит в мае, в начале июня, милый Георг, да. — Lasciati ogni speranza. — Мир разлагается, как гнилая рыба… — Тьфу, пропасть! Примечания Печатается по фотокопии с автографа ( ВМ ). Впервые опубликовано: ЛН , т. 64, стр. 288. На автографе надпись рукой Г. Гервега (?): «P . 3—4 Juni». Приписка к письму Н. А. Герцен к тому же адресату, в котором она делится планами предстоящего переезда в Италию (см. ЛН , т. 64, стр. 288); об отъезде Герценов из Парижа см. письмо 46. « Mai» ∞ May... — Каламбур: по-итальянски «mai» (никогда) звучит сходно с названием месяца мая. Lasciati ogni speranza . — Из «Божественной комедии» Данте — часть надписи над вратами ада: «Оставь всякую надежду» — «Ад», песнь III, стих 9. Мир разлагается, как гнилая рыба . — Из «Кротких ксений» Гёте. [67] Сегодня или никогда (итал.). – Ред .
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Часть текста: А. А. КРАЕВСКОМУ 3 февраля 1842. Новгород. Я несколько дней имел намерение написать к вам, почтеннейший Андрей Александрович, несколько строк и наконец представился случай — я вспомнил, что сегодня день св. Власия, а я в Москве жил в приходе у Власия — потому и начал писать —et après cela parlez-moi de la filiation des idées[112]. Идеи y людей в голове просто ходят, как люди по Невскому проспекту: Тальони, а потом Булгарин, а потом портной Оливье. Но я не об этом собирался писать. А во-первых, принести распустившийся и ухающий благо цветок моей благодарности за присылку «Отечес<твенных> зап<исок>» и на сей год. Мне даже немного стало стыдно за свою лень, но, услышавши от здешнего казначея, что нынешний год будет продолжаться до будущего, я надеюсь исправиться от лени. А во-вторых, надобно сказать о этом 1 №. Ну как это не грешно Панаеву было поместить «Актеона», и как вы приняли его, да кого же охота заберет после посылать повести. «Актеон» просто chef d'œuvre. Славно подействовало на Панаева, что он переехал от Пяти Углов к одному углу. Ведь просто превосходно от помещика, который от грыжи носил сережку, до Актеона, который даже не имел способности выпускать грыжу. А потом мать и Антон, няня и М-me; пожалуйста, Андрей Александрович, скажите ему, сверх дружеского привета, что я с душевным восхищением читал эту мастерскую повесть... А дочь-то бедных, но благородных родителей. И Виссарион глас велий поднял, и, точно Платон, в форме разговора, в котором le second interlocuteur[113] молчит не разевая рта (спора зато не выйдет), а зато статья эта поставит Бел<инского> у многих головою выше, я здесь это вижу. Я не умею хвалить, а что ни начну говорить, все выйдет одна похвальба. А, ей-богу, статья Бел<инского> увлекательна. — Но позвольте же, все,...
Входимость: 2. Размер: 88кб.
Часть текста: Герцен и нам, и самому себе; добрые же стороны его деятельности понемногу выступят и приобретут свою силу, если только мы будем внимательны к своему прошлому и настоящему, если будем вдумываться в историю нашего развития, если не будем презрительно отворачиваться от наших деятелей и хоть немного исправимся от того безмерного легкомыслия, от той поразительной ветрености, при которой на нас не действуют никакие уроки жизни и наставления истории, при которой мы сегодня забываем то, что делали и думали вчера, и вечно остаемся под одними и теми же дурными влияниями, вечно обезьянничаем, вечно умеем только одно -- плыть, куда нас потянет ветер минуты. Восстановить значение литературной деятельности Герцена необходимо. После его смерти возможно и необходимо стать, наконец, в правильные отношения к нему, как к писателю. Можно смело сказать, что до сих пор мысли Герцена, его философские и исторические взгляды совершенно неизвестны нашим читателям, и в этом виноваты не правительственные запрещения, не малое распространение его сочинений, а виноват сам Герцен, виновато странное настроение нашей публики. До отъезда за границу немногие могли ценить и понимать Герцена; когда же началась его заграничная деятельность (в самом конце царствования Николая), тогда он вдруг приобрел огромную популярность. Но его читали и любили только вследствие того, что все, что он ни писал, было густо приправлено, так сказать, революционным перцем. По причине этого перца все его писания поглощались с жадностью, но, вместе с тем, никто и внимания не обращал на настоящий вкус взглядов и мыслей Герцена. Чудеса остроумия и ...
Входимость: 2. Размер: 10кб.
Часть текста: растет не по дням, а по часам, — толпы, маски, кричат, иногда дерутся, но всё вместе — еще ничего, скорее глупо. Завтра и в середу — самые решительные дни — увидим завтра. Я не думаю, чтоб я остался до середы, вероятно, приеду во вторник вечером или в середу утром. Каким образом попал Гарибальди во Флоренцию? И надолго ли? Уж не сюда ли едет? Саша[59] мог бы явиться к нему и сказать, что я в Венеции, что стремлюсь его видеть — и не видать Онагра. Я боюсь встречи с ним, т. е. с Гарибальди, — по поводу польских сплетней. Господи, что за неисправимая нация... я здесь встретил экземпляр удивительнейший. Lasciate ogni speranza. Ты спрашиваешь, продолжает ли Венеция нравиться, — я уже писал Мейзенбуг, что жить здесь безумно, но приехать ex gr осенью или в начале лета на месяц, даже на два если есть деньги, — очень хорошо. Венеция захватывает своей странной красотой и необычайным богатством зданий, своей резкой оригинальностью. Венецию вне Венеции понять нельзя, особенно прошедшую. Она должна была быть аристократической республикой — дворцы, и внизу, как слизняки, льнущие к скалам, — бедные, задавленные плебеи. Размеры всего колоссальны, от Академии délie belle arti[60] свербит в глазах, так много. Мелких неудобств мильон; 1-ое, народ, искаженный австрийским гнетом и туристами, — подло обманывает на каждом шагу 2-ое тупое правительство — как будто на смех себе — дозволяет величайший сумбур в деньгах — ходят деньги серебряные австрийские, ассигнаций тосканских не принимают, променных денег и франковых бумажек почти нет или не у всех. Менялы, пользуясь, берут франк со ста — за маленькие ассигнации. Казна не берет ничего, кроме 5 ф. — Купцы немце-жиды, срывщики sous cape[61], хохочут и говорят: «А вот во время Австрии деньги ходили просто». При выезде из Венеции по железной дороге осматривают все чемоданы...
Входимость: 2. Размер: 40кб.
Часть текста: суете; люди созерцательные – страдают: во что б ни стало ищут примирения, потому что с внутренним раздором, без краеугольного камня нравственному бытию человек не может жить. Между тем всеобщее примирение в сфере мышления провозгласилось миру наукой. И жаждавшие примирения раздвоились: одни не верят науке, не хотят ею заняться, не хотят обследовать, почему она так говорит, не хотят идти ее трудным путем; «наболевшие души наши, – говорят они, – требуют утешений, а наука на горячие, просьбы о хлебе подает камни, на вопль и стон растерзанного сердца, на его плач, молящий об участии, – предлагает холодный разум и общие формулы; в логической неприступности своей она равно не удовлетворяет ни практических людей, ни мистиков. Она намеренно говорит языком неудобопонятным, чтоб за лесом схоластики скрыть сухость основных мыслей – elle n'a pas d'entrailles [1] ». Другие , совсем напротив, нашли внешнее примирение и ответ всему каким-то незаконным процессом, усвоивая себе букву науки и не касаясь до живого духа ее. Они до того поверхностны, что им кажется все ужасно легким, на всякий вопрос они знают разрешение; когда слушаешь их, то кажется, что науке больше ничего не осталось...
Входимость: 1. Размер: 102кб.
Часть текста: вечером по Геймаркету, я натолкнулся на негра, лет семнадцати; он был бос, без рубашки и вообще больше раздет тропически, чем одет по-лондонски. Стуча зубами и дрожа всем телом, он попросил у меня милостыни. Дня через два я опять его встретил, а потом еще и еще. Наконец я вступил с ним в разговор. Он говорил ломаным англо-испанским языком, но понять смысл его слов было не трудно. – Вы молоды, – сказал я ему, – крепки, что же вы не ищете работы? – Никто не дает. – Отчего? – Нет никого знакомого, кто бы поручился. – Да вы откуда? – С корабля. – С какого? – С испанского. Меня капитан очень бил, я и ушел. – Что вы делали на корабле? – Все: платье чистил, посуду мыл, каюты прибирал. – Что же вы намерены делать? – Не знаю. – Да ведь вы умрете с холода и голода, по крайней мере наверно схватите лихорадку. – Что же мне делать? – говорил негр с отчаянием, глядя на меня и дрожа всем телом от холода. «Ну, – подумал я, – была не была, не первая глупость в жизни». – Идите со мной; я вам дам угол и платье, вы будете...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: в Женеву, насмешливую и горькую надпись на солнечных часах в Ницце: Io vado е vengo Ogni matina, Ma tu andrai Un giorno Senza ritorno[254]. Помните? — Надпись эта провожала меня во все ужасные минуты моей жизни, мне приходилось всякий день ездить мимо — и после 16 ноября, и в мае. Господи, а ведь еще году нет, а столько уже ушло senza ritorno[255], а я все еще в шуме, уж и боюсь покоя, право, кажется, и не нужно останавливаться — в Америку, в Австралию, куда-нибудь, как-нибудь поддерживать раздраженье, благо силы выносят, благо все это не совсем набило оскомину, а жить... andremo un giorno senza ritorno[256]. 1 октября Покров день, сельский праздник в Покровском, с какой нежностью вспоминаю я эти русские картины. Так живо перед глазами зеленый лес, и староста Василий Яковлев, и две дочери его, одна Лушка, другая Анна, — и я там был на празднике и в 1829 и 1830. В 29-м я готовился в университет, в 30-м я был студентом и уже вполне воспитан революцией 30 июля; как рвался я тогда вперед, в жизнь, успех за успехом, а потом с колокольни да и в пропасть. В 44-м году мы были целое лето в Покровском, тогда там царил уже...