Герцен Александр: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "ULTIMA". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 2. Размер: 123кб.

Часть текста: слишком долго и слишком тяжко гнетет людей… Тем не меньше я и теперь скажу, что эмиграции, предпринимаемые не с определенной целью, а вытесняемые победой противной партии, замыкают развитие и утягивают людей из живой деятельности в призрачную. Выходя из родины с затаенной злобой, с постоянной мыслию завтра снова в нее ехать, люди не идут вперед, а постоянно возвращаются к старому; надежда мешает оседлости и длинному труду; раздражение и пустые, но озлобленные споры не позволяют выйти из известного числа вопросов, мыслей, воспоминаний, из которых образуется обязательное, тяготящее предание. Люди вообще, но пуще всего люди в исключительном положении, имеют такое пристрастие к формализму, к цеховому духу, к профессиональной наружности, что тотчас принимают свой ремесленнический, доктринерный тип. Все эмиграции, отрезанные от живой среды, к которой принадлежали, закрывают глаза, чтоб не видеть горьких истин, и вживаются больше в фантастический, замкнутый круг, состоящий из косных воспоминаний и несбыточных надежд. ...

Входимость: 2. Размер: 24кб.

Часть текста: forzati. L’opéra dell‘organizzazione esotica s’arresta ad un tratto, sotto il regno di Nicolô. La sua morte et la guerra diedero una scossa terribile al Leviathan moscovita, trascinando nell’impulso paesani e Tzar, la letteratura e l’esercito. Alessandro II si presentò con una serie di tentativi di riforme e col progetto dell’emancipazione dei paesani; tuttavia niente è fatto sin’ora; e noi guardiamo inquieti ed afflitti, chiedendoci: si moverà egli o no il Leviathan del Settentrione? correra a dritta o a sinistra? Alessandro II, sebbene Tzar, è appunto l’uomo dell’età nostra; l’uomo d’un programma, d’una prefazione; somiglia esattamente a que’rivoluzionari d’un tempo non molto lontano, i quali si soddisfacevano di grandi parole, di discorsi da banchetti, e si davano beatamente ad intendere che, sol che annunciasero l’inaugurazione delia Repubblica universale, nѐ seguirebbe in un istante la solidarietà delle nazioni. Il figlio dell’uomo più prosaico del secolo, è un sognatore, e non sa bene ciò che si voglia. Fu educato da un poeta romantico; possiede aspirazioni e velleità; ma è privo di carattere e piange sovente; il che nulla vale pel posto che occupa. Indi i programmi splendidi e l’esecuzione meschina e monca, indi errori, tergiversazioni continue; difetto di franchezza e d’unità. Alessandro II, malgrado le migliori intenzioni del mondo, non farà niente: — niente di positivo, ben inteso; perchѐ una cosa resterà pure ad ogni modo, ed è questa, ch’egli ha sconnesso tutta la machina governativa, e suscitato questioni, le quali travagliano la società tutta quanta, dai gabinetti dell’aristocrazia alle capanne dei contadini. Prendiamo ad esempio...

Входимость: 2. Размер: 43кб.

Часть текста: un mio lungo articolo sulla Russia, ed una lettera che diressi su tale argomento. Molte cose che allora sembravano avventate e paradossali, si confermarono poi. La guerra el la morte di Nicoló scossero fortemente l'indolenza slava, e la Russia si agita e si commuove per entrare in una nuova vita. Dopo il 1849 la questione russa fu variamente agitata. Dalla condizione di paese quasi ignoto, la Russia passò a quella di paese mal noto. L'odio — quell'odio latente e ostinato che resulta dal timore, era tale che ogni uomo che osasse (e fra quelli era io) dire una parola a favore di quel Golia del Nord, trovava un David inesorabile fra gl'inglesi o fra i tedeschi, colla fionda in pugno. Si sapeva che la libertà e la civiltà erano naturalmente colà ove era il Bonaparte, e che quella crociata islamico-cattolico-protestante contro la czarodoxia cominciava l'èra della fratellanza dei popoli, della Germania libera, di Waterloo cancellato...

Входимость: 2. Размер: 16кб.

Часть текста: >. Tu as voulu un étage dans la même maison — tu l’as, tu as voulu un jardin commun, tu en as un comme deux. Tu as même plus ce que tu as voulu — la rue Anglaise que tu n’as pas voulue; eh bien, va prendre une place dans la diligence. Moi je refuse complètement, sans intervention de force majeure (comme incendie, guerre, peste, démosocie...) d’écrire à Zurich. Ma femme m’a lu ta dernière lettre — elle devait le faire, cela serait presque une trahison de ne pas me faire part de tes doutes étranges sur mon compte. J’en étais profondément chagriné. — Mais qu’as-tu donc, саrо mio , tu prends mes reparties, mes intolérances, enfin mes impatiences pour une preuve que moi j’ai quelque rancune contre toi. Tu es dans l’erreur la plus profonde. Tout ce que j’avais sur le cœur, je l’ai écrit, je l’ai écrit le même jour — mais je n’avais pas de rancune. Et pourquoi — suis-je fou? Quelle dose de dureté ingrate tu devais me supposer — non, non, tu n’y crois non plus. Vous avez un mauvais laps de chemin à passer, j’ai cru qu’il ne fallait pas augmenter par des maux fantastiques des maux véritables. — Depuis mon arrivée à Paris, je répétais la même chose. — Laissons cela — à quoi bon ce rôle d’ami perroquet, d’ami aumônier — quelque chose restera, tu y penseras quelquefois. Quand je regarde cette agitation, que ta correspondance soutient entre Emma et toi —...

Входимость: 1. Размер: 7кб.

Часть текста: крепостника, подьячего, капитан-исправника, голь кабацкую, Хлестакова, Тредьяковского и Салтычиху... И в этом-то чаду убийств, пыток, стона, рукоплесканий палачам, в этом свирепом шабаше разъяренного патриотизма, дрожащего перед Европой и фордыбачащегося перед связанным и раненым арестантом, просыпается, воскресает народ русский от долгой смерти под двумя гробовыми крышами! Неужели эта грязь, смешанная с кровью, послужит цементом, которым сплотятся сословия и касты — в один народ?.. Неужели выход из петровской эпохи будет со всей петровской бесчеловечностью и со всей допетровской исключительной национальностью? Что делается в народе — мы не знаем. Проделка адресов ничего не значит. Но зато знаем, что общество, что дворянство, вчерашние крепостники, либералы, литераторы, ученые и даже ученики повально заражены; в их соки и ткани всосался патриотический сифилис. Как далеко пошел яд, Москва доказала по-своему — стерлядями. Тост Муравьеву — историческое событие. В пущее время разгара Французской революции мы не помним, чтоб в Париже пили за Карье или Фуше, ни даже чтоб делали овации литературным помощникам Фукье Тинвиля, журнал оным pourvoyeurs de la guillotine — «поставщикам гильотины». Перед таким падением молчать нельзя, надобно, чтоб честное меньшинство заявило свое veto, свой протест, чтоб оно заявило свой разрыв с обществом, потерявшим голову и сердце. Пусть они апеллируют «от пьяной России к России трезвой». пусть они положат начало очищения России в глазах всех народов, потому что теперь беснующийся...

Входимость: 1. Размер: 33кб.

Часть текста: лавку подсудимых и, как все подсудимые, ждем суда и вперед радуемся, если он будет в нашу пользу. Скажу больше, я предчувствовал, с которой стороны будет общественное мнение, и от всей души желал этого. Но этого-то я и не желаю в отношении к статьям наших друзей, с которыми мы расходимся. Нам будет больно, если мнение выскажется против нас, и больно, если против них; торжество над своими не веселит. К тому же в наше бойкое время нельзя давать много места междоусобному спору, нельзя слишком останавливаться, а надобно, избравши дорогу, идти, вести, пробиваться. Россия вышла из той душной эпохи, в которую людям только и оставалось теоретически обсуживать гражданские и общественные вопросы, и, что ни говорят, мы не взошли снова в гамлетовский период сомнений, слов, спора и отчаянных средств. Дело растет, крепнет, и вот почему мы не можем быть беспристрастной нейтральной ареной для бойцов; мы сами бойцы и люди партии.[112] Впрочем, это замечание к вашему письму мало относится. Мы расходимся с вами не в идее , а в средствах; не в началах, а в образе действования. Вы представляете одно из крайних выражений нашего направления; ваша односторонность понятна нам, она близка нашему сердцу; у нас негодование так же молодо, как у вас, и любовь к народу русскому так же жива теперь, как в юношеские лета. Но к топору , к этому...

Входимость: 1. Размер: 138кб.

Часть текста: написать со стороны внутренную историю политических выходцев и изгнанников с 1848 года в Лондоне, какую печальную страницу прибавил бы он к сказаниям о современном человеке. Сколько страданий, сколько лишений, слез… и сколько пустоты, сколько узкости, какая бедность умственных сил, запасов, понимания, какое упорство в раздоре и мелкость в самолюбии… С одной стороны, люди простые, инстинктом и сердцем понявшие дело революции и приносящие ему наибольшую жертву, которую человек может принести, – добровольную нищету, составляют небольшую кучку праведников. С другой – эти худо прикрытые, затаенные самолюбия, для которых революция была служба, position sociale [26] и которые сорвались в эмиграцию, не достигнув места; потом всякие фанатики, мономаны всех мономаний, сумасшедшие всех сумасшествий; в силу этого нервного, натянутого, раздраженного состояния верчение столов наделало в эмиграции страшное количество жертв. Кто не вертел столов, от Виктора Гюго и Ледрю-Роллена до Квирика Филопанти, который пошел дальше… и узнавал все, что человек делал лет тысячу тому назад! Притом ни шагу вперед. Они, как придворные версальские часы, показывают один час – час, в который умер...

Входимость: 1. Размер: 44кб.

Часть текста: Монморанси. Там ничего не бросается в глаза, ни особенно береженые парки, как в Сен-Клу, ни будуары из деревьев, как в Трианоне; а ехать оттуда не хочется. Природа в Монморанси чрезвычайно проста, она похожа на те женские лица, которые не останавливают, не поражают, но привлекают каким-то милым и доверчивым выражением, и привлекают тем сильнее, что это делается совершенно незаметно для нас. В такой природе и в таких лицах есть обыкновенно что-то трогательное, успокоивающее, и именно за этот покой, за эту каплю воды Лазарю всего больше благодарит душа современного человека, беспрерывно потрясенная, растерзанная, взволнованная. Я несколько раз находил отдых в Монморанси и за это благодарен ему. Там есть большая роща, местоположение довольно высокое, и тишина, которой под Парижем нигде нет. Не знаю отчего, но эта роща напоминает мне всегда наш русский лес... идешь и думаешь... вот сейчас пахнет дымком от овинов, вот сейчас откроется село... с другой стороны, должно быть, господская усадьба, дорога туда пошире и идет просеком, и верите ли? мне становилось грустно, что через несколько минут выходишь на открытое место и видишь вместо Звенигорода -- Париж; вместо окошечка земского или попа -- окошечко, в которое так долго и так печально смотрел Жан-Жак... Именно к этому домику шли раз из рощи какие-то, повидимому, путешественники: дама лет двадцати пяти, одетая вся в черном, и мужчина средних лет, преждевременно седой. Выражение их лиц было серьезно, даже покойно. Одна долгая привычка сосредоточиваться и жизнь, обильная мыслию, событиями, дают чертам этот...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: 12 декабря (30 ноября) 1868 г. 232. А. А. ГЕРЦЕНУ 12 декабря (30 ноября) 1868 г. Фулем. 12 декабря. Park House, Percy Cross, Fulham. Нельзя сказать, чтоб и ты особенно много писал: я не имею извещения ни о векселях, ни о записках Екатерины. Твоему приезду все рады, и комната для тебя готова. Прилагаю записочку к какому-то гарсону, желающему идти в Лондон служить; поговори с ним, расспроси, достань рекомендации; он говорит, его брат маракует по-английски. Если он знает по-английски, если он покажется порядочным, то скажи ему, что я могу сделать опыт и взять его, — жалов<анье> 20 фунт. в год. Гюбер, который как слуга очень хорош, подвергся той же заразе, как Франсуа, и женится, а прежний господин его дает ему землю в Ирландии, — вот я опять на мели. Не забудь захватить с собой Лермонтова да еще томик Leopardi, мамашин, переплетенный; также можешь от Адольфа взять что-нибудь из карикатур, редких журналов и экзем<пляров> 5 «Vom andern Ufer». Микроскоп я оставил до тебя и атлас. Сегодня 8-й день как было от тебя письмо. Надеюсь, что нет...

Входимость: 1. Размер: 116кб.

Часть текста: и 10 часами (франц.) . Красивый, уверенный почерк. Но концы строк слегка устремляются вверх, буквы разной толщины и нечетких очертаний, на правом поле смазанная клякса. Писавший торопился, в его руке было плохое перо. Поверхность бумаги гладкая: ни складок. ни следов сгиба. Если конверт существовал, листок лежал в нем несложенным. Записка напечатана в собрании сочинений Герцена как письмо Д. В. Стасову от 11 июля 1859 года [1]. Дата и адресат определяются по связи с другим письмом, которое хранится в Пушкинском доме [2] вместе с запиской. Вот это письмо Герцена Стасову от 5 июля 1859 года, на конверте которого - имя, адрес и почтовый штемпель. "Мы все это время были в хлопотах, - пишет Герцен Стасову, - и потому не успели побывать у вас. Если вы свободны - не приедете ли завтра, т. е. в середу - вечером к нам. Я ду с Огаревым в четверг дни на два в St. Leonard искать приморскую квартеру. От Кавелина, или, лучше об нем я имел весть - он в Теплице и будет в Лондоне к 20 июля. Je vous salue cordialement. Ал. Герцен " (XXVI, 281). В комментариях к записке говорится [3], что "Стасов не застал Герцена в субботу (т. е. 9 июля)", так как он уехал в четверг на два дня. "Вернувшись и узнав, что кто-то посетил его, Герцен оставил записку", предлагая зайти во вторник, 12 июля. Здесь все проблематично. Ни о посещении Стасовым Фулема 9 июля, ни о задержке Герцена на прогулке ничего не известно. К тому же нелепо, оставляя записку в собственном доме, указывать его адрес. По мнению комментатора, записка написана лицу, имени которого Герцен не знал. Однако такая возможность исключена "В воскресенье, - писал Герцен, - я от 3 часов до ночи дома и вечером в середу. Согласитесь, что меньше нельзя сделать, как спросить запиской, когда вы дома, и кто желал это знать" (XXVI, 272). Господину, не назвавшему своего...

Поиск по творчеству и критикеCлово "ULTIMA"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "ULTIMA"