Часть текста: мешала Гизо запятнать Францию явным вмешательством в дела Португалии и тайным – в дела Швейцарии. В обоих случаях Франция играла ту самую роль, которую Реставрация – столько проклинаемая – принимала на себя в 1822 относительно Испании, – роль военной экзекуции, полицейского усмирения. Португалия была задавлена из учтивости к королеве Виктории Пальмерстоном и из учтивости Пальмерстону – Францией. – Оксенбейн отвечал дерзкой нотой на вмешательство французского посланника и велел выставить на площади в Люцерне – пушки французской артиллерии, потихоньку присланные Зондербунду. – Для довершения благородной политики недоставало одного – союза с Австрией против Италии. Действительно, все симпатии кабинета были в пользу statu quo, Гизо беспрерывно унимал Пия девятого, даже Карла-Альберта, меры которого находил слишком либеральными. Французский посланник в Турине протестовал против дозволения печатать в Генуе песни, в которых говорят об австрийцах оскорбительно. Союз с Россией – было одно из пламенных желаний Гизо. В последнее время высылали из Парижа людей по требованию русского посланника и теснили польских выходцев, думая сделать этим что-нибудь любезное нашему правительству. При всем этом нельзя не заметить характер мещанина во дворянстве, который принимало правительство, вышедшее из баррикад, и министр из профессоров. Аристократические симпатии английского министерства делаются с какою-то простотой естественного влечения, не выставляются. Поспешность, с которой Гизо протягивал руку всему аристократическому, старание прикрыть революционное происхождение трона 1830, отречься даже от 1789 года и выдать себя за великого тори и консерватора – было очень смешно и очень печально. Французскому министерству, как всем parvenu, при всех стараниях не удавалось стать на одну ногу с аристократическо-монархической Европой. Россия имела...

2. Доктор, умирающий и мертвые

Входимость: 4. Размер: 100кб.

Часть текста: Все забываю, что, по новым учебникам, вас следует называть не гиперборейцами, а туранцами . — Это все же лучше. — Еще бы... тут, сверх моды, комплимент. — Конечно, не предумышленный!.. — В этом-то и букет. Наши мудрецы выдумали это имя вам на смех, на зло, чтоб вас филологически обругать... Это была единственная помощь, которую Франция оказала Польше. Нечего сказать, ловко придумали. Назвать вас туранцами, имеющими арианские элементы, значит признать ваши притязания на Азию и на Европу. Вот обидели-то. В одном мы с вами никогда не спорили — это в том, что люди еще очень глупы. Как у вас должны хохотать над нами! Все, что мы против вас делаем, вам же идет впрок. Наша ненависть полезнее для вас всех союзов. Мы вам не можем простить взятие Парижа, хотя себя никогда не упрекаем за вступление в Москву... Это еще понятно — но не удивительно<ли>, что и немцы, взявшие с вами Париж, тоже сердятся на вас за это. Из нелюбви к вам Европа всклепала на вас неслыханную силу ...

3. Другие редакции. С того берега. После грозы

Входимость: 4. Размер: 26кб.

Часть текста: мертвым улицам -- мелькают отдельные подробности: раненый на носилках, фуры трупов,-- пленные с связанными руками,-- лагерь у Porte St. Denis, бивуаки на Place de la Concorde... и мрачное, ночное "Sentinelle, prenez garde à vous". -- Нет еще, мозг слишком воспален, кровь слишком остра. Время негодования громкого, открытого -- настало, время истории еще не пришло. Сидеть у себя в комнате сложа руки, когда возле льется кровь, когда возле режут, и не иметь возможности ни покинуть город, ни даже выйти из дому -- от этого можно с ума сойти, умереть. Я не умер, но я состарелся, но я слаб, как после тяжкой болезни. Быть свидетелем преступления гораздо мучительнее, нежели участником. Первые дни прошли в каком-то смутном хаосе -- дым, шум, кровь... я помню 26 июня отрывистые, небольшие, правильные залпы, с небольшими расстановками. Мы все взглянули друг на друга -- у всех слезы были на глазах, у всех лица были зеленые. "Ведь это расстреливают",-- сказали мы в один голос и отвернулись друг от друга... Но после бойни, продолжавшейся четверо суток, наступила тишина, мирное осадное положение,-- ни одного экипажа, ни одного гуляющего,-- испуганные жители бродили около жилищ своих, надменная Национальная гвардия стояла у домов, на площадях пушки и кавалерия; ликующие толпы мобили ходили по бульварам с песнями -- дети 16, 17 лет, запачканные кровью, хвастались ею, им выносили вино, на них бросали цветы. Мещанки выбегали из-за прилавков, чтоб приветствовать победителей. Буржуази торжествовала, а угольный дом в предместий св. Антония еще дымился, палатки были разбиты по бульварам, лошади глодали прекрасные деревья...

4. Былое и думы. Часть пятая. Париж – Италия – Париж (1847–1852). Рассказ о семейной драме. Глава II

Входимость: 4. Размер: 33кб.

Часть текста: я ехал из России, Огарев дал мне письмо к Г<ервегу>. Он его знал во время его пущей славы. Всегда глубокий в деле мысли и искусства, Огарев никогда не умел судить о людях. Для него все не скучные и не пошлые люди были прекрасными, особенно художники. Я застал Г<ервега> в тесной дружбе с Бакуниным и Сазоновым и скоро познакомился больше фамильярно, чем близко. Осенью 1847 я уехал в Италию. Возвратившись в Париж, я не застал его, – о его несчастиях я читал в газетах. Почти накануне Июньских дней приехал он в Париж и, встретив у меня первый дружеский прием после баденской ошибки, стал чаще и чаще ходить к нам. Многое мешало мне сначала сблизиться с этим человеком. В нем не было той простой, откровенной натуры, того полного abandon [309] , который так идет всему талантливому и сильному и который у нас почти неразрывен с даровитостью. Он был скрытен, лукав, боялся других, он любил наслаждаться украдкой, у него была какая-то не мужская изнеженность, жалкая зависимость от мелочей, от удобств жизни и эгоизм без всяких границ, rücksichtslos [310] , доходивший до наивности цинизма. Во всем этом я вполовину винил не его самого. Судьба поставила возле него женщину, которая своей мозговой любовью, своим преувеличенным ухаживанием раздувала его эгоистические наклонности и поддерживала его слабости, охорашивая их в его собственных глазах. До женитьбы он был беден, – она принесла ему богатство, окружила его роскошью, сделалась его нянькой, ключницей, сиделкой, ежеминутной необходимостью низшего порядка....

5. Герцен А. И. - Гервег Э., 23 (11) мая 1850 г.

Входимость: 4. Размер: 8кб.

Часть текста: г. 26. Э. ГЕРВЕГ 23 (11) мая 1850 г. Париж 23 mai 1850. Paris. Eh bien, Pénélope n’est plus Pénélope — mais bien Proserpine, enlevée par un Pluton policé, Pluton polisson, — Pluton de la police. Mais savez-vous que vous passerez par toutes les divinités de l’Olympe. Vous <êtes> Pallas à la maison et Bellone — sur le champ. Vous n’avez pas besoin de livre pour apprendre à Horace la mythologie. — Sie sehen in diesem Stil noch einen Hauch, denn der wirkliche H ist erst gestern nach London gegangen. Wenn aber das zu poetisch klingt, so kann ich anfang ohne Hauch à la Kapp. So: Laut unserer letzten Verabredung, beiläufig zu Paris Anno 1850 d 21. Mai gehalten, verpflichtete ich mich, Hochgeehrte Frau, Ihnen eine Nachricht von den Alten und von den sämtlichen Kindern zu erstatten… Hiermit tue ich auch Obenversprochene… Sehen Sie, das ist schon viel prosaischer. Aber ich kann auch juristisch anfangen. Die Kammer de mise en accusation hat entschieden, daß man die Person für die Billets ins...

6. Былое и думы. Часть пятая. Париж – Италия – Париж (1847–1852). Русские тени. I. Н. И. Сазонов

Входимость: 4. Размер: 49кб.

Часть текста: в даль лет, в даль пространств, во времена юношеских конспирации, во времена философского культа и революционного идолопоклонства [362] . Мне слишком дороги наши две юности , чтоб опять не приостановиться на них… С Сазоновым я делил в начале тридцатых годов наши отроческие фантазии о заговоре à la Риензи; с Бакуниным, десять лет спустя, в поте мозга завоевывал Гегеля. О Бакунине я говорил, и придется еще много говорить. Его рельефная личность, его эксцентрическое и сильное появление, везде – в кругу московской молодежи, в аудитории Берлинского университета, между коммунистами Вейтлинга и монтаньярами Косидьера, его речи в Праге, его начальство в Дрездене, процесс, тюрьма, приговор к смерти, истязания в Австрии, выдача России, где он исчез за страшными стенами Алексеевского равелина, – делают из него одну из тех индивидуальностей, мимо которых не проходит ни современный мир, ни история. В этом человеке лежал зародыш колоссальной деятельности, на которую не было запроса. Бакунин носил в себе возможность делаться агитатором, трибуном, проповедником, главой парии, секты, иересиархом, бойцом. Поставьте его куда хотите, только в крайний край , – анабаптистом, якобинцем, товарищем Анахарсиса Клона, другом Гракха Бабёфа, – и он увлекал бы массы и потрясал бы судьбами народов, – Но здесь, под гнетом власти царской, Колумб без Америки и корабля, он, послужив против воли года два в артиллерии да года два в московском гегелизме, торопился оставить край, в котором мысль преследовалась, как дурное намерение, и независимое слово – как оскорбление общественной нравственности. Вырвавшись в...

7. Августейшие путешественники (Статья вторая)

Входимость: 4. Размер: 31кб.

Часть текста: А где же первая? В первом листе «Колокола», она напечатана ровно десять лет тому назад но случаю путешествия «вдовствующей императрицы-родительницы». Через десять лет нам приходится сказать несколько слов о путешествии уж конечно «не вдовствующего» императора. Тут что-то мистическое; вообще между нами и великим путешественником есть таинственные соотношения, о которых мы непременно посоветуемся с Юмом. Мы вместе были в Вятке в 1837 году, и он, приехавши в Париж, остановился в той же улице, в которой останавливались мы в 1847, так что государь мог бы написать последнее «Письмо из Avenue Marigny» в «Современник», если б Валуев не запретил его. Но к делу. Начало путешествия или, как русские газетные надзиратели выражаются, «высочайшего проследования», нам известны, а цель! — Нет! — А интересно бы знать? — Очень. — Ну а как ее вовсе нет? Во-первых, мы решительно не верим, чтоб государь приехал в Париж за делом. За делом теперь никто не ездит; министрами и перепиской, графами и телеграфами можно покончить не только всякое дело, но всякое безделье. Александру Николаевичу захотелось погулять, Наполеону — показать такую pièce de résistance[93], как le tzar, — вот, мол, «каких подымаем»... А с Турцией что будет, то будет, ей к фатализму не привыкать стать. Во-вторых... мы находим первую причину достаточной, а, по Лейбницу, где есть достаточная причина, там других искать не надобно. Александр Николаевич сослужил Наполеону службу, а сам душу отвел от петербургской скуки. Византийски-дармштадтская набожность дошла до удушающих размеров в Зимнем дворце, а тут, вместо развлечения, австрийские и турецкие славяне, с которыми надобно говорить по-немецки, ...

Входимость: 3. Размер: 88кб.

Часть текста: развитии революционных идей в России). VI. Vi panslavisme moscovite et européisme Russe ( VI. Московский панславизм и русский европеизм ) VI. Vi panslavisme moscovite et européisme Russe Le temps de la réaction contre la réforme de Pierre Ier était venu,non seulement pour le gouvernement, qui reculait devant son propre principe-et reniait la civilisation occidentale, au nom de laquelle Pierre Ier avait foulé aux pieds la nationalité, mais encore pour les hommes que le gouvernement avait détachés du peuple, sous prétexte de civilisation, et qu'il commença à pendre lorsqu'ils furent civilisés. Le retour aux idées nationales conduisait naturellement à une question dont le simple énoncé contenait déjà la réaction contre la période de Pétersbourg. Ne faut-il pas ohercher une issue à la déplorable situation dans laquelle nous nous...

9. Другие редакции. Письма из Франции и Италии. Опять в Париже. Письмо четвертое

Входимость: 3. Размер: 20кб.

Часть текста: оно в другой раз не случится. Мы проучены. Ни нас, ни народы в другой раз не надуют. Пароход ехал из Смирны, касаясь Константинополя, Мальты, Неаполя – везде забирая пассажиров. Не мудрено, что из Чивиты мы поехали нагруженные, как Ноев ковчег. Сверх обыкновенного балласта итальянских пароходов, толпы англичан всех возрастов и обоих полов, с нами ехало множество французов; они возвращались с биением сердца домой, революция была без них – все ехали волнуемые страхом, надеждой, все догадывались, предполагали – – – В числе путешественников был один почтенный старик с военным и аристократическим видом, с седыми усами и с приветливой наружностью, которая сильно располагала в его пользу. На другой день утром рано, сидя на палубе, покрытой страдавшими морской болезнью, мы разговорились с стариком. Узнавши, что я русский, он сообщил мне, что делал всю кампанию 12 года офицером старой гвардии, рассказал последние новости о битве под Малым Ярославцем, ясно доказывал мне пользу каких-то мер Нея, пожурил Ростопчина за пожар Москвы – и вдруг перешел к революции 24 февраля – – Тут мне пришлось первый раз играть роль вовсе новую для меня; защищая республику, я становился за существующий порядок, ...

10. Mortuos plango

Входимость: 3. Размер: 22кб.

Часть текста: «Vive la mort!» . С этим криком вступили мы в новый 1852 год. Слишком много было страданий, стонов вокруг, какая-то духота. Похороны все лучше. Что было потом — трудно сказать. Какая-то нравственная холера, нервы опустились, мысли потускли, там-сям спасались люди, кто в Англию, кто в Америку; впрочем, свирепых гонений, ужасных казней и отваг, этой последней поэзии мрачных эпох, не было. Люди изнашивались, затомлялись как-то исподволь, пошлыми неприятностями, мелкими лишениями, они старели, не вынося с собой — выкупом за страдания — тех страшных образов бурь и ураганов, которыми тешится моряк, сидя на берегу. Об этом времени нет воспоминаний. ... Хоронили Веллингтона. ... Прусский король сошел с ума... ... А возле хоронили целый мир идей и стремлений, не замечая того, и целый мир если не сходил с ума, то суживался в уме. Легкомысленное непонимание того, что совершалось, надменное самодовольство передовых людей, передовых журналов, общественного мнения наводило тоску и ужас. На откровенные слова, указывавшие грядущие беды, отвечали свистом и насмешками. У нас в России разные доктринеры тоже натягивали на себя западную тупость; это явление, вызванное негодованием, оппозицией, у нас не имело корней; но видеть на месте, дома, обтерханных людей, которые с надменностью дон Сезар де Базана величественно завертываются в грязный, продырявленный плащ с полной уверенностью, что их дела завтра пойдут блестящим образом, и знать, что они завтра пойдут еще хуже и все хуже, — это ужасно! Годы шли и шли... Все больше дрог, распущенных шляп, факелов... мало-помалу мы стали догадываться, что это все хоронят чужих или дальних родственников, от которых мы получаем в...

Поиск по творчеству и критикеCлово "VIVE"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "VIVE"