Герцен Александр: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1956". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 21. Размер: 91кб.

Часть текста: тему. Последнее рассуждение этого рода, "Россия и Европа" Н. Я. Данилевского, установило, наконец, вопрос со всей определенностью, указало и выяснило те общие основания, которые требуются для его решения, именно теорию культурно-исторических типов , и, таким образом, придало мысли о нашей самобытности строгую научную форму. Главное и довольно обыкновенное возражение против всех подобных рассуждений заключается в том, что это мысли праздные, излишние. Нужно, говорят, просто стремиться к истине в науке, к благу и правде в жизни, к красоте в искусстве, не заботясь и не раздумывая о том, как бы сохранить народность, или как бы достигнуть общечеловеческого. Свое и чужое нужно одинаково рассматривать с высших, с общих точек зрения; это непременно требуется, и больше ничего не требуется для того, чтобы свое и чужое стали в самые правильные отношения. Народное, если оно сильно, если способно к жизни, проявится само собой в наших стремлениях. Чужое, точно также, само собой выделит из себя общечеловеческое , элементы годные для всякого человека и всякого народа, и само собой очистится от примеси частного, случайного. Кто любит истину, добро и красоту, тот, говорят, найдет и отличит их везде, тому незачем ставить разграничения между своим и чужим, между народным и общечеловеческим. Против такого взгляда на дело можно бы сказать многое. Но мы не будем вдаваться в отвлеченные и общие соображения; мы желаем только заметить, что вопрос о нашей самобытности есть совершившийся факт, явление уже исполнившееся, уже вошедшее в историю и о котором, следовательно, поздно спрашивать, не есть ли оно нечто праздное и лишнее. Не может быть праздным вопрос, который задавали себе умы высокие и сильные; не может быть лишним дело, имевшее глубокий, живой интерес для душ, полных любви и жизни. Не имея в виду вопроса о русской самобытности, мы ничего не поймем, или поймем очень мало во всей истории нашей литературы. Борьба между славянофилами и западниками, продолжающаяся...

Входимость: 15. Размер: 88кб.

Часть текста: ветер минуты. Восстановить значение литературной деятельности Герцена необходимо. После его смерти возможно и необходимо стать, наконец, в правильные отношения к нему, как к писателю. Можно смело сказать, что до сих пор мысли Герцена, его философские и исторические взгляды совершенно неизвестны нашим читателям, и в этом виноваты не правительственные запрещения, не малое распространение его сочинений, а виноват сам Герцен, виновато странное настроение нашей публики. До отъезда за границу немногие могли ценить и понимать Герцена; когда же началась его заграничная деятельность (в самом конце царствования Николая), тогда он вдруг приобрел огромную популярность. Но его читали и любили только вследствие того, что все, что он ни писал, было густо приправлено, так сказать, революционным перцем. По причине этого перца все его писания поглощались с жадностью, но, вместе с тем, никто и внимания не обращал на настоящий вкус взглядов и мыслей Герцена. Чудеса остроумия и глубокомыслия, проблески необычайной зоркости и меткости пропадали даром, никого не поражая, не оставляя никакого плодотворного впечатления, потому что вся жадность была обращена на приправу, а не на самое кушанье. Таким образом, Герцен имел величайший успех, и вместе с тем, никто не разделял его мнений, никто не обдумывал его взглядов. Лучшая его книга "С того берега" прошла бесследно для умов, хотя была затаскана и истрепана руками бесчисленных почитателей. Впоследствии та же история повторилась в обратном смысле. Когда миновала наша воздушная революция {Так я называл время 1858-1863 годов, время миражного переворота в нашей литературе и обществе.}, когда польское дело пробудило наше народное чувство, и все метеоры, наполнявшие нашу умственную атмосферу, исчезли перед влиянием этого чувства, тогда Герцен вдруг потерял всякое значение. С тех пор революционный перец его статей точно в той же степени отталкивал читателей, в какой прежде их привлекал. Его перестали вовсе...

Входимость: 3. Размер: 11кб.

Часть текста: «Слова... слова...» В этой любви ты силен, я прежде не понимал ее, но с тех пор как во всяком письме в продолжение двух лет ты плачешь об нас и о скором возвращении — я ее иначе понял, а именно — нервной слабостью, соединенной с привязанностию ко всему былому, к графу Саз<онову>, к М<арии> Л<ьвовне>, ко мне. Меня ты, вероятно, любишь больше их всех, и в этом я не сомневаюсь, да, впрочем, я и заслуживаю любви больше их. Но если действительно юношеская дружба заслоняется деятельностью совершеннолетия — то по странному стечению обстоятельств ты, как Беттина, не достигаешь совершеннолетия, — а только теряешь юное. Ex gr [240]. В каждом письме ты пишешь, что принимаешься за работу, что скоро начнешь? Да не забыл ли ты, что 28 ноября 1813 года было 32 года тому назад. Да и отчего же необходимо ехать в Берлин, в Москву для того, чтоб начать что-нибудь делать, что за географическая зависимость, — где судьба бросила, там и работай. Я месяца полтора тому назад писал письмо, и очень длинное, к тебе — и бросил его. Потом Гр<ановский> писал к Фролову почти то же самое, и я был ужасно рад, что он бросил камень, а не я, он имеет в 1000 раз более прав. Да, вот человек действительно работающий, вот человек деятельной любви к науке. А мы — дилетанты, рантье и больше ничего, я еще несколько привык к труду — от труда перейти к двойному можно — но от лени к труду трудненько. — Да, Signore, трезвый взгляд на личности дело тягостное, я долею окрепился, настолько, что начинаю поднимать последние покрывали и, как ни больно, говорю, что вижу. Никто лучше меня не знает лучшей стороны твоей, поэтической, благородной, гуманной, глубоко симпатической — но это не все, если б не было этой стороны, так стоило ли бы говорить о тебе, мало ли праздных рантье, начиная... ну зачем называть кого-нибудь, повторяю, мало ли их. Да и никто...

Входимость: 3. Размер: 19кб.

Часть текста: франц. мыслителей конца 18 в. В произв. 30-х гг. («О месте человека в природе», и др.), свидетельствующих о знакомстве Г. как с вопросами естествознания, так и с идеями современных ему философских и социальных учений (Сен-Симона, Шеллинга, Кузена и др.), обнаруживается стремление осмыслить единство природы и человека, материи и сознания, эмпирич. опыта и рационального мышления. В ун-те вокруг Г. и его друга Н. П. Огарёва сложился кружок революц. направления, в к-рый входили Н. И. Сазонов, А. Н. Савич, Н. М. Сатин, В. В. Пассек и др. В июле 1834 вместе с нек-рыми др. участниками кружка Г. был арестован. В апр. 1835 выслан в Пермь, оттуда в Вятку, где служил в губернской канцелярии. В кон. 1837 ему разрешили переехать во Владимир. В мае 1838 Г. женился на Н. А. Захарьиной. В нач. 1840 вернулся в Москву, а в мае переехал в Петербург, где по настоянию отца поступил на службу в канцелярию Мин-ва внутр. дел. В июле 1841 за резкий отзыв в частном письме о полиции выслан в Новгород, где служил в губернском правлении. Идейные и филос. искания Г. в годы ссылки носили социально-религ. формы, что нашло выражение как в его переписке, так и в философско-беллетристич. произведениях той поры («Из римских сцен», 1838, «Вильям Пен», 1839, и др.). Но наряду с этим продолжалось становление и его реалистич. взглядов на окружающую действительность. Вернувшись из ссылки (июль 1842) и поселившись в Москве, Г. принял деятельное участие в борьбе гл. направлений обществ, мысли: славянофилов и западников, разделяя до сер. 40-х гг. позиции последних. Блестящие способности полемиста, колоссальная эрудиция, талант мыслителя и художника дали возможность Г. стать одной из центральных фигур рус. общественной жизни эпохи. В первой пол. 40-х гг. Г. выступил с беллетристич. произведениями, поставившими его в ряд с крупнейшими рус. писателями. Перу Г. принадлежали и...

Входимость: 2. Размер: 46кб.

Часть текста: Между тем Яковлев любил сына, его по-своему незаурядная личность сказалась на характере развития Г. Служивший в гвардии при Екатерине II и вышедший в отставку с началом царствования Павла I, Яковлев отличался вольномыслием и чуждался официальных форм жизни. В доме бывали его сослуживцы по Измайловскому полку ("екатерининские оригинальности"), участники войны 1812 г. ("отваги и удали люди"). Среди учителей Г. был якобинец 1789 г., эмигрант Бушо и студент И. Е. Протопопов, приносивший запрещенные стихи Пушкина и Рылеева. Большие возможности для чтения давала собранная во Франции библиотека. В результате "Катехизис попался в руки после Вольтера" (Собр. соч.: В 30 т. -- Т. VIII. -- С. 53). Г. читает Руссо, Бомарше, Гете, затем Плутарха, Шиллера и Байрона. "Восторг" и "восхищение" вызывают первая глава "Евгения Онегина" Пушкина и "Горе от ума". Грибоедова. В 14 лет Г. совершает выбор на всю жизнь, поклявшись отомстить за казненных декабристов. Через год клятва была повторена вместе с другом -- Н. П. Огаревым -- "в виду всей Москвы", на Воробьевых горах, на том месте, где был заложен памятник в честь победы русского народа в войне 1812 г. Дружба Г. и Огарева, пронесенная через всю жизнь, принадлежит истории русского революционного движения и является средоточием высоких нравственных ценностей. Юные друзья осознавали в себе будущее России. ...

Входимость: 2. Размер: 50кб.

Часть текста: канцелярскому подобострастью, по своей уничиженной лести не достойной ни нашего времени, ни вашего царствования, мы решаемся обратиться к вам лично, для того чтоб сказать несколько слов о заговоре, который окончился 14 декабря 1825 года. Ведь и для него настала история! Неужели с лишком через тридцать лет — об этом событии, о людях, участвовавших в нем, можно еще отзываться с теми же пошлыми ругательствами, с которыми выражались жалкие старики, поседелые в низкопоклонстве и интригах, созванные в какой-то импровизированный суд для осуждения их? Вместо брани не лучше ли обратиться к тогдашним событиям с серьезной и покойной мыслию и постараться понять их смысл? Не благороднее ли, не великодушнее ли отдать справедливость несчастным противникам, которые вынесли свое поражение и все мрачные его последствия с таким величавым самоотвержением? Месть была страшна, она продолжалась тридцать лет — начав пятью виселицами. Что же теперь вашим статс-секретарям идти за тогдашними палачами и сквернить гробы людей, если и заблуждавшихся, то чистых и пламенно любивших Россию? Деликатно ли это относительно тех пяти-шести старцев, которых ваша рука...

Входимость: 2. Размер: 10кб.

Часть текста: перелома не только продолжаются, но явным образом усиливаются. Предусмотрительные трусы начинают покидать стан красных (т. е. палачей, слово «красных» так употреблено в одном из писем). Подробности нас просят не печатать, чтоб не испугать целомудренность раскаявшихся грешников... Впрочем, всякого рода раскаяния в моде — видно, подходят последние времена. Не только красные раскаиваются, но раскаиваются и синие, и пегие, и совсем бесцветные, раскаиваются во всем — в помыслах и сновидениях, в давнопрошедшем и еще не наставшем, во всех многоразличных грехах, даже в таких, которых за ними никогда не было или которые вовсе невозможны. Корреспондент наш говорит об одной седовласой Магдалине (мужского рода), писавшей государю, что она лишилась сна и аппетита, покоя, белых волос и зубов, мучась, что государь еще не знает о постигнувшем ее раскаянии, в силу которого она прервала все связи с друзьями юности». С своей стороны красные не унывают. Отказ Суворова раздразнил их до высшей степени. Им нужно — крови, каторги, пытки, чтоб отлегло от сердца. Константина Николаевича они сильнее и громче бранят, чем когда-либо; приказ «Моск. ведом.» допекать его намеками остается неизменным. Бергом начинают быть довольными наши антропофаги. Но об Анненкове говорят, как об «умеренном» и «хладнокровном». «Он относится к Муравьеву так, как Аксаков к Каткову». Эту пропорцию поставил на днях один русский генерал с будущностью. Террор неумолим, без этого он не был бы...

Входимость: 2. Размер: 54кб.

Часть текста: но протоптанному родными ногами, - по нем ты мог дойти бы, например, до того, до чего дошел один из величайших деятелей в России - доктор Пирогов, который как попечитель в Одессе, потом в Киеве приносит огромную пользу, что не мешает ему быть первым оператором в России. Но для этого надо упорно хотеть. У тебя идеал быть профессором в Швейцарии - я не порицаю этого, но думаю, что ты неэкономно бросаешь возможности, которые другие не имеют. Будь профессором, но для этого развей в себе научные понимания; куча сведений ничего не сделает, а пуще всего будь, пожалуй, и не профессор, будь просто человеком, но человеком развитым [1, т. 27, кн. 1, c. 13-14]. Но произошло то, чего так не хотел Александр Иванович Герцен (1812-1870), - его сын стал профессором в Швейцарии, вел жизнь респектабельного буржуа и не вернулся в Россию. Герцен-младший (1839-1906), для которого важнее всего были хорошие условия для работы - оборудованные лаборатории, библиотеки, научное сообщество - "голосовал ногами", предпочтя европейские университеты российским 1 . Возможно, он также опасался, что общественная деятельность, которую от него ожидали в России, помешала бы занятиям наукой. На родине о нем знали только коллеги-физиологи, и после смерти краткий некролог выражал сожаление о том, что Герцен-младший не пошел по стопам отца, а ограничился научной карьерой вдали от России 2 . Отец, напротив, занял прочное место в российском пантеоне, в особенности после того, как В. И. Ленин в статье "Памяти Герцена" (1912) канонизировал его как продолжателя...

Входимость: 2. Размер: 116кб.

Часть текста: с трех сторон оборваны. Линия отрыва, ровная по бокам, внизу волниста. В правой половине - печатный текст: обрывки английских фраз расхваливают каменный уголь. Клочок старательно, но нетерпеливо вырван из рекламного проспекта британской вольной компании. На обороте - поперек проступающих типографских строк - черными чернилами: "Le Monsieur qui a ete Samedi a Fulham est bien plie de repasser demain Mardi depuis 3 a 10 h." . Господина, который был в субботу в Фулеме, очень просят прийти снова завтра, во вторник, между 3 и 10 часами (франц.) . Красивый, уверенный почерк. Но концы строк слегка устремляются вверх, буквы разной толщины и нечетких очертаний, на правом поле смазанная клякса. Писавший торопился, в его руке было плохое перо. Поверхность бумаги гладкая: ни складок. ни следов сгиба. Если конверт существовал, листок лежал в нем несложенным. Записка напечатана в собрании сочинений Герцена как письмо Д. В. Стасову от 11 июля 1859 года [1]. Дата и адресат определяются по связи с другим письмом, которое хранится в Пушкинском доме [2] вместе с запиской. Вот это письмо Герцена Стасову от 5 июля 1859 года, на конверте которого - имя, адрес и почтовый штемпель. "Мы все это время были в хлопотах, - пишет Герцен Стасову, - и потому не успели побывать у вас. Если вы свободны - не приедете ли завтра, т. е. в середу - вечером к нам. Я ду с Огаревым в четверг дни на два в St. Leonard искать приморскую квартеру. От Кавелина, или, лучше об нем я имел весть - он в Теплице и будет в Лондоне к 20 июля. Je vous salue cordialement. Ал. Герцен " (XXVI, 281). В комментариях к записке говорится [3], что "Стасов не застал Герцена в субботу (т. е. 9 июля)", так как он уехал в четверг на два дня. "Вернувшись и узнав, что...

Входимость: 2. Размер: 14кб.

Часть текста: у тебя решительно привычка. Тезисы твои хороши, и я их всем прочел и читаю, но вполне они меня не удовлетворили. 1 ое . Даже Доманже никогда не говорил об абсолютном libre arbitre, а об очень относительной способности, de la volition[45] как о сложной функции физиологического процесса, состоящей в зависимости от остальных и имеющей свою самость. 2. Я совершенно не понял, что ты хотел сказать тем, что в организме нет особого органа — воли. Центр<альный> орган всех высших физиологических явлений — мозг. Где же отдельный орган — памяти, изящного или красоты... не понимаю. 3. Еще меньше понимаю, по-моему, вовсе не идущую к делу отметку о крике больных — ни крик, ни помешательство к делу не идут. Еще бы отрубить голову да и спросить: судороги произвольны или нет? Способность помнить пропадает в обмороке, ergo[46] — памяти нет. Я не возражаю на главную тему, а ищу ясного пониманья. До сих пор Шифф довел до тех явлений, которые неученый язык называет волей, выбором. Законов, вполне отрицающих его, я еще не слыхал и жду. Дело так не легко, что у нас ни языка, ни категории, ни слов нет, чтоб выразить невольную волю желанья и избранья. Весь строй общественных и личных отношений должен пересоздаться на основаниях фатализма, с одной стороны, и беспощадной защиты — с другой (это-то Шифф и назвал объективной ответственностью, — я не знаю, почему ты ее отбросил). Объясняй, ниши... Volo videre quo modo aedificatis[47], — как говорил сумасшедший Гро Прудону. Теперь к частным делам. Переписка с Ниццей давит, как тяжелый камень — ни одного светлого слова, ни одной надежды. И опять пишет N , что Лиза нездорова, простудилась, что доктор советует серные ванны весной, что будто у ней лихорадка к вечеру. Весна отвратительная — или, т. е. зима, не знаю, что в Ницце, — здесь ужасная, тяжелая гадость. От всего этого мутит голову. Поеду в Венецию, может, ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1956"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1956"